Елизавета Комарова - Шестеро против Шекспира. Печальные комедии современности

Арон. Ничего страшного! Ты же знаешь, моя дорогая, я был не на курорте.

Обнимаются.

Читай, женщина!

Рива (читает). «Охранная грамота. Орлову Арону Лейб-Шмулевичу, оказавшему неоценимые услуги Белому движению, оказывать всяческое покровительство и защиту. Главнокомандующий Вооруженными силами Юга России, генерал-лейтенант Деникин». (Плачет.) Я думала, ты уже не вернешься! И Табак-махерша говорила, что у тебя не все дома. Хотя мы все время были дома и тебя ждали.

Арон (гладя ее по голове). Рива, Ривочка моя! Мой дед дожил до девяноста девяти лет. Он не обидится, если я проживу хотя бы на один год больше! А эту бумагу, дорогая, возьми в рамочку!

И можешь показать ее Табакмахерше. Пусть все соседи знают, кто такой Арон Орлов!

Рива и Табакмахерша на улице.

Табакмахерша. Ой, Ривочка, ты даже не представляешь, как мы все за тебя рады!

Рива. Но почему, очень хорошо себе представляю! Я представляю, как я рада, а если вы рады даже в десять раз меньше, то все равно – это большая радость!

Табакмахерша. Не то слово! Счастье, что твой Арончик вернулся домой целый и, люди говорят, с большими деньгами?

Рива. Какие деньги, Сарочка?! Крохи, кто их видел?! Я могу сказать одно: как ни крути, а это все добром не кончится!

Табакмахерша (согласно кивая головой). Не кончится, Ривэлэ! Как пить дать, добром не кончится!

Рива. В Проскурове на днях был погром.

Табакмахерша. Ив Коростышеве был. И в Белой Церкви был.

Рива. А в Жмеринке – целых два.

Табакмахерша. А моей невестке скоро рожать…

Рива. Да. Я ее вчера видела. Поздравляю – у вас будет мальчик!

Табакмахерша. Все так говорят.

Рива. А что тут еще скажешь. У нее такой острый живот, будто она проглотила целую саблю. Легких ей родов!..

Расходятся по домам.

Вдруг – шум. Крики: «Бей жидов! Они здесь, ломай! Прячутся, пархатые!»

Звон разбитых стекол. Черный дым. Одним словом, погром.

Арон и Рива во дворе.

Арон (кричит). Рива, гони всех в погреб! Прячьтесь! Быстрее!

Рива. А ты?

Арон. Я спрячусь здесь, вдруг они надумают поджечь дом.

Рива. Арон!

Арон. За меня не бойся! Они меня не тронут!

Рива. Я без тебя не пойду!

Арон. Рива! Сейчас не время спорить! Беги!

Рива убегает в дом.

Рива (голос). В погреб! Все – в погреб!

Арон прячется возле дома. В руке у него охранная грамота в рамочке. Мимо дома пробегают погромщики с топорами, дубинами. По улице бежит петляя беременная женщина, а за ней пьяный петлюровец с саблей на боку, в руке у него ружье со штыком.

Беременная женщина (кричит) . Помогите! Люди! Убивают! Помогите!

Петлюровец. Стий, сучка! Стий, кажу! Стий!

Арон (выскакивая петлюровцу наперерез.) Мишигинэр, вус титсты!

Петлюровец. Ах ты, морда жидовская!

Петлюровец, ткнув женщину штыком в бок, подбегает к старику Орлову и всаживает ему штык прямо в грудь. Арон падает, роняет грамоту, стекло в рамочке разбивается. Петлюровец вытаскивает саблю и рубит лежащего Арона наотмашь. Затем мгновение смотрит на своих рук дело и, пьяно смеясь, бежит дальше. Женщина встает и, зажав рукой истекающий кровью бок, бежит в дом Орловых.

Беременная женщина(кричит). Убили! Убили!

Из дома выбегают Рива и внук.

Рива. Арон! Арон!!Арон!!!

Орлов-мальчик. Дед! Вус титсты! Вус титсты!

Они плачут над Ароном. Сквозь их плач прорывается крик новорожденного и детский плач.

Женщина (которая была беременной). Мальчика, который позже родился целым и невредимым, Табакмахеры в честь старика Орлова назвали Ароном. Но случилось это уже в далекой Америке, куда соседи Орловых успели сбежать…

На авансцену выходит главный герой – Орлов, выросший тот самый мальчик Шуня или Саша, как кому нравится.

Орлов. А Шуня Орлов вырос в своего деда – такой же смелый и решительный. А еще непримиримый к врагам Советской власти, которая ему все дала. В паспорте у него было написано Орлов Шимон Лейбович, а на службе его все называли Александр Леонидович. Приказом народного комиссара внутренних дел Генриха Ягоды ему было присвоено звание майора государственной безопасности.

Пока Орлов говорит и облачается в чекистскую форму, меняется декорация. На сцене появляется условный кабинет чекиста: стол, стул, настольная лампа и портрет Сталина.

Входят Орлов и Натан Гуревич.

Гуревич. Вот он, личный кабинет новоиспеченного майора Орлова! Поздравляю, Санька!

Орлов. Натан, можно подумать – у тебя нет своего кабинета!

Гуревич. Есть, конечно! Но там мы сидим вдвоем с Ванькой Пинчуком. А вдвоем это уже не кабинет, а коммуналка!

Орлов. Учитывая, капитан Гуревич, что вы – друг детства майора Орлова, вам разрешается заходить в этот кабинет без стука!

Гуревич. Подумать только, а ведь мог бы ты, как добропорядочный еврей, сидеть сейчас в своем доме, в нашей Сквире, крутить пейсы и швейную машинку деда Арона и напевать! (Поет.) Тум бала, тум бала, тум балалайкэ, тум бала, тум бала, тум балалайкэ, тум балалайкэ, шпиль балалайкэ, шпиль балалайкэ, фрэйлех золь зайн!..

Орлов. Нет уж! Пожили наши предки без всяких прав, в черте оседлости! Хватит! Власть переменилась. Евреи теперь такие же люди, как и все. А это серое прошлое я, Натан, зачеркнул, выбросил из головы. Все выбросил и песни тоже. Я и старикам своим запрещаю даже дома на идиш говорить!

Гуревич. А думать на идиш?

Орлов. Тут что я могу сделать?! Мне самому недавно снилось, будто я с дедом Ароном говорю. Представляешь – рассказываю ему, кем стал, как с врагами борюсь. А потом вдруг понимаю, что говорю-то я с ним по-еврейски.

Гуревич. И что дальше?

Орлов. Жена меня разбудила. Испугалась, что я во сне разговариваю!

Гуревич. Выходит, Саня, «отречемся от старого мира»… А я только в прошлое воскресенье в Сквиру съездил.

Орлов. Зачем? По работе?

Гуревич. Нет…Так… Могилки проведать. Посмотреть…

Орлов. Ну, и как там?

Гуревич. Нормально… Живут люди. Ты Галю-молочницу помнишь?

Орлов. Конечно! Галя Червяк.

Гуревич. Добрыйвечер.

Орлов. Чего «Добрый вечер»?

Гуревич. Фамилия у нее теперь такая. Замуж она вышла. И на зоотехника выучилась.

Орлов. Правильно! Она – бойкая была… Добрыйвечер – а чего, тоже неплохая фамилия.

Гуревич. А сейчас, оказывается, она – здесь, в Киеве.

Орлов. Замминистра сельского хозяйства?

Гуревич. Нет… В психбольнице лежит.