Дон Нигро - Электра

ЛЕКСИ РАЙАН – 28 лет

ТОМАС РАЙАН – 27 лет

КАРОЛИН РАЙАН – 47 лет, мать ДЖЕННЫ, ЛЕКСИ и ТОМАСА

ДЖЕННА РАЙАН ДЕМЕТРИОС – 29 лет

НИК ДЕМЕТРИОС – муж ДЖЕННЫ

Армитейдж, маленький городок в округе Пендрагон, в восточной части штата Огайо.1920 год. Все места, где происходит действие, существуют одновременно в рамках единой декорации: скамья и часть кладбища – у авансцены справа, у авансцены слева – два стула, которые стоят в психиатрической больнице Массильона. На ступень выше авансцены крыльцо дома Райанов, справа, с диваном-качелями. По центру слева стол и стулья – столовая дома Райанов. На две ступени выше – кабинет Майкла, со стулом, письменным столом, книгами, слева у задника. Еще на ступень выше, справа у задника, ванная комната с ванной. Хотя ни одна картина там не играется, важно, чтобы она была видна. Тремя ступенями выше, в заднике по центру, лестничная площадка, по пути на невидимый чердак. Слева и справа от площадки окна, выводящие на крышу. Вся эта структура очень зыбкая – если не считать мебели, дома, как такового, нет. Стены и двери условны или их нет вовсе. Перемещение действия из одного места в другое должно проходить плавно и без разрыва, персонажи, не участвующие в конкретной картине, зачастую видны в других частях сцены, поэтому переход от одной картины к другой обеспечивается лишь передвижением актера туда, где находятся другие актеры/актер, занятые в следующей картине. Лестницы обеспечивают вход и выход актеров к любому участку сцены, где происходит действие. Не должно быть пауз между картинами или затемнений, в которых актеры покидают сцену. Никаких перестановок мебели или изменений декораций .

1. Кладбище

2. Крыльцо

3. Психушка

4. Столовая

5. Крыльцо

6. Крыша

7. Кабинет

8. Крыльцо

9. Кладбище

10. Крыльцо

11. Крыша

«Электра» – завершающая часть «Греческой трилогии», включающей в себя три полноразмерные пьесы:

«Ифигения»

«Клитемнестра»

«Электра».

Пьесы могут ставиться независимо одна от другой или все вместе, как трилогия: в три последовательных вечера, или утром, днем и вечером одного дня.

( Карканье ворон в темноте. ЛЕКСИ и ТОМАС на могиле МАЙКЛА ).

ЛЕКСИ. Вот она. Маленький холмик земли под дикой вишней. Надгробие до сих пор не поставили. Камнетес поймал жену в постели с продавцом Библий, и попытался вырезать неприличное слово у нее на спине. В начавшейся драке свеча опрокинулась, дом загорелся, и продавец Библий задохнулся в подполе, где прятался от разъяренного мужа. Так что теперь камнетес в тюрьме за непредумышленное убийство, а на могиле нашего отца всего лишь земляной холмик. Такое здесь случается постоянно. Темная бульварная комедия. Мама заказала мегалит размером со Стоунхедж, чтобы произвести впечатление на соседей, но сейчас с нами практически никто не разговаривает. Таращатся на улице, шепчутся, словно статисты в греческом хоре. Матери так нравилось заламывать руки и кричать снова и снова: «Мой сын мертв! Мой сын мертв!» Ей нравится слушать собственный голос, который заглушает любую попытку подумать, как ее, так и любого другого. Но ты здесь, а мертв папа. Я все еще не могу поверить, что ты здесь. Но для меня все сейчас словно во сне. После его смерти даже птицы стали странными. Не нравится мне, как они на меня смотрят. И что-то не так с воронами. Я просыпаюсь утром, и все словно сместилось. Я смотрю на деревья и думаю, – неужели кто-то их передвинул? Все здесь как в Зазеркалье. Даже интересно, где сейчас Лупи Рай. Знаешь, все очень плохо, если даже деревенский дурачок тебя сторонится. Снова будет дождь. Дождь теперь идет постоянно. Господи, как я ненавижу монологи. Пожалуйста, скажи что-нибудь, чтобы я смогла заткнуться. Томас? Ты в порядке?

ТОМАС. Не знаю. У меня что-то с головой. Или в голове.

ЛЕКСИ. Ты про войну? Папа тоже вернулся другим. Говорил, что война всех сводит с ума, даже тех, кто остается дома. Мы поем песни, и машем флагами, и что-то бормочем над гробами. А теперь сидим в пустых домах и пытаемся вспомнить, а ради чего все это было? Что может оправдать гроб, в который по частям сложили твоего ребенка?

ТОМАС. В голове у меня то шепчутся голоса, то жужжит громадный пчелиный рой.

ЛЕКСИ. Расскажи мне о войне.

ТОМАС. Не хочешь ты слушать о войне.

ЛЕКСИ. Хочу. Меня интересуют подробности. Как мне их не хватает. Потому что никто ими не делится. И пусть они ужасные, мне без разницы. Без них войну не понять. Расскажи мне, каково это – убивать? Ты словно становишься фермером, режущим свиней?

ТОМАС. Я сейчас дома. С войной покончено. Здесь совсем другое место.

ЛЕКСИ. Не настолько другое, как тебе хотелось бы думать.

ТОМАС. Как Дженна?

ЛЕКСИ. Я ездила в психушку повидаться с ней, но она не стала со мной говорить. Не думаю, что она сказала мне хотя бы три связных слова после того, что случилось. Не то, чтобы она и раньше говорила связно, но теперь все гораздо хуже. Мне ее недостает.

ТОМАС. Я этого не понимаю. Да, я знал, что у нее проблемы с психикой, но я просто не могу поверить, что она могла причинить вред нашему отцу.

ЛЕКСИ. Она и не причиняла.

ТОМАС. Мама сказала, что он принимал ванну, Дженна его стригла, а потом вдруг ударила в шею ножницами.

ЛЕКСИ. Наша мать – одержимая убийствами психопатка.

ТОМАС. Ты говоришь мне, что все произошло не так, как рассказывала мама?

ЛЕКСИ. Я говорю тебе, что мать убила его.

ТОМАС. Это бред.

ЛЕКСИ. Послушай меня, Томми. Я не шучу. Наша мать убила нашего отца.

ТОМАС. Ты это видела?

ЛЕКСИ. Нет, не видела, но знаю, что это сделала она.

ТОМАС. С чего нашей матери убивать нашего отца?

ЛЕКСИ. Она его ненавидела и хотела получить деньги по страховке, поэтому убила и обвинила Дженну, зная, что ее просто вновь отправят в психушку.

ТОМАС. Но Дженна не в своем уме. Она ударила Ника ножом в брачную ночь.

ЛЕКСИ. Я бы тоже ударила, если бы вышла за Ника. Дженна немного ку-ку, но она не убивала нашего отца. Это сделала мать.

ТОМАС. Мама этого бы не сделала.

ЛЕКСИ. Мама сделает все, что угодно. Пока ты и папа воевали, она с Ником проделывали это по всему дому.

ТОМАС. Проделывали что?

ЛЕКСИ. То самое, глупый. Совокуплялись. Господи. Неужели мозгов у тебя совсем не осталось?

ТОМАС. Мама и Ник?

ЛЕКСИ. По всему дому. Где только ни наследили. Ни одна комната не осталась чистой. Мы этот дом никогда не отмоем. Его придется сжечь.

ТОМАС. Это отвратительно.

ЛЕКСИ. Еще бы. Поэтому я начала пить. Не могу изгнать из головы эту картинку.

ТОМАС. Но Ник – муж Дженны.

ЛЕКСИ. Она убила нашего отца, Томми. Ты думаешь, ее будет грызть совесть из-за того, что она спит со своим зятем? Она – зло. А когда я попыталась объяснить это шерифу, он погладил меня по голове и сказал, что у меня истерика. Я бы врезала ему между ног, будь у него яйца.