Екатерина Кравцова - Игра воображения

Я терпеливо выслушала бредовый монолог Шметтерлинга и разразилась ответной речью. Красной нитью сквозь нее проходила мысль, что в России водятся такие персонажи, какие бедняге пииту и не снились, даже в самых страшных кошмарах. В заключение, я упомянула о своей несомненной способности управляться с означенными персонажами легко и непринужденно.

Пока я вселяла уверенность в наполненное комплексами сердечко своего «придворного барда», Генрих завершил первый тур переговоров и подвел к нам соискателей на места в личной гвардии моего графского сиятельства.

Чем-то два этих мужика были неуловимо похожи. Не то угрюмой сосредоточенностью, проглядывающей сквозь мутное марево похмелья, не то еще какой-то трудно описуемой деталью поведения.

– Двое из ларца, одинаковых с лица, – не сдержавшись, произнесла я по-русски.

Сказочная формула из моего детства произвела на солдат неотразимое впечатление. Они ощутимо расслабились и даже почти одинаково усмехнулись. Подозреваю, что это стало завершающим штрихом к моим чисто русским чудачествам, на описание которых, видимо, не пожалел красок Генрих.

Молодцы откликались на клички Раупе и Краваль и очень просили не утруждаться в поиске их настоящих имен. Я понимающе кивнула. Меня мало занимали причины, по которым они скрывали «паспортные данные» – наверняка эти причины были достаточно вескими. По правде говоря, мне их паспорта были и вовсе ни к чему.

Мы переночевали с изрядным комфортом, а на рассвете были безжалостно изъяты из постелей неумолимым Генрихом. Ради меня он нацепил на лицо любезную приветственную улыбку, которая никого не могла обмануть… Его голос все равно остался напористым и властным, когда он предлагал «выехать немедленно, пока не наступила жара». Нельзя было отрицать очевидное: он давил на меня возрастом и опытом, которого я не имела. Отныне, видимо, мне предстояло передать ему все полномочия, оставив за собой только главное – решать, куда и для чего мы едем. Способы выполнения этих задач он, похоже, собирался выбирать сам.

Невзирая на сумерки сознания, я не могла не глазеть вокруг. Этим утром нас окружали какие-то особенно пасторальные пейзажи. Не хватало разве что пастушков и пастушек, все остальное имелось в изобилии: повсюду буйно цвела свежая зелень, громко распевали неизвестные мне пташки, и вся эта идиллия освещалась теплыми лучами яркого солнца. Удивительно, как летнее цветение преображало довольно, в общем-то, суровые места.

Сонная муть постепенно выветривалась из моего организма, уступая место благонадежной умеренной веселости. Можно было на время забыть обо всем, кроме чудесного денька, и от души наслаждаться безмятежностью. Компанию мне составил Шметтерлинг, мурлычущий что-то невнятно, но с большим чувством.

Прочие представители моей личной гвардии не спешили предаваться отдыху. «Двое из ларца» бдительно оглядывались по сторонам, иногда уезжали вперед, а возвращаясь, тихо докладывали что-то Генриху – должно быть, обстановку. Он кивал, задумчиво и значительно, отдавал новые приказания, и мы продолжали путь.

Ближе к полудню лес на нашем пути сделался гораздо реже, чем навел на мысли о расположенном неподалеку человеческом жилище. Окрыленный гипотетической возможностью отдыха, поэт пропел мне краткую оду гостеприимству немцев вообще и обитателей этих мест в частности.

– Твоя правда, дружок, вот, кстати, власти городка, из которого мы тебя так вовремя забрали, отличались непревзойденным дружелюбием! – надеюсь, мой голос был не слишком ядовитым во время произнесения этой тирады.

Пиит как-то сразу сник. Вообще, невзирая на положенную ему по статусу возвышенность, временами этот юноша проявлял недюжинную практичность и смекалку.

«Двое из ларца», посовещавшись о чем-то, выдвинули предложение устроить привал. Их аргументы выглядели вполне весомо – лошадям, в самом деле, нужен был отдых, людям, в общем, тоже, и я приняла решение попросить приюта у хозяев поместья.

Генрих в ответ на мое распоряжение как-то неопределенно пожал плечами, но возражать не стал. Не то не нашел возражений, не то решил дать мне покомандовать… «Чем бы, дескать, дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось». Даже мысленная цитата народной мудрости вызвала у меня широкую улыбку: жаль, никто не мог оценить этот чисто российский перл по достоинству.

– Отчего госпожа так улыбается мне? Разве я сказал что-нибудь забавное? – ехидство Генриха было неистребимо.

Оказывается, он уже некоторое время адресовался ко мне с монологом на темы общей безопасности предприятия, а я почти весь его пропустила.

– Это аванс, – не осталась в долгу я, – за ваши несомненные достоинства. Желаете материального дополнения, или покуда морального поощрения довольно?

Генрих смерил меня одобрительным взглядом, и ответствовал в том смысле, что ему достанет всего, что бы я ему ни предложила. Фраза выглядела двусмысленно, но мне было не до пустых перепалок.

За пререканиями мы незаметно миновали главную аллею и оказались перед замком. Правда, так назвать это здание можно было лишь с большой натяжкой. Я наивно полагала, что замок – это непременно мрачное, сложенное из огромных грубых валунов строение с узкими бойницами вместо окон.

Однако в данный момент мы стояли перед белым двухэтажным домом, украшенным кружевной резьбой по камню, и высокие стрельчатые окна его ничуть не напоминали бойницы. В общем, здание было очень красивым и каким-то умиротворяющим. Однако дверной молоток был истинно замковым: я искренне засомневалась, что смогла бы приподнять его хоть слегка. Постучать мы доверили Шметтерлингу, и получили массу удовольствия, наблюдая за его стараниями. Не прошло и получаса, как ему удалось изобразить некое подобие стука.

А вот отворили нам немедленно. Дверь немного приоткрылась, и на уровне моих колен в нее просунулась морщинистая стариковская мордашка. Меня аж передернуло, когда я поняла, что перед нами не старик, а какой-то фантасмагорический уродец с фигурой ребенка и личиком столетнего старца. «Двое из ларца» неодобрительно переглянулись, физиономия пиита вытянулась, да и мне стало не по себе. Один Генрих вроде бы ничему не удивился, взглядом остановил публичное выступление, которое было у меня уже на подходе, и буднично обратился к уродцу:

– Доложи, любезный, графиня Корсакова желает говорить с хозяином.

Карлик понимающе кивнул, и шустро засеменил с докладом. Еще один лакей (на сей раз обычной наружности) в это время провел нас в гостиную. Повсюду в доме почему-то царил полумрак. Даже там, где были окна, они скрывались за плотными занавесями, и только ради нас на столике появился единственный шандал с дюжиной свечей. В их слабом свете, причудливо искажающем все вокруг, мои спутники представились мне намного благородней и значительней, чем при свете дня.