Екатерина Кравцова - Игра воображения

– Вы не боитесь? – полюбопытствовала у них я.

Они отрицательно покачали головами. Синхронные до умиления – ни дать, ни взять, персонажи из сказки, уже мной помянутые.

– Бояться следует обыкновенных, живых людей, госпожа, – почтительно откликнулся за них обоих Краваль, – именно в них Сатана обычно помещает зло этого мира.

– Да ты философ, парень, – Генрих дружески усмехнулся, и мне показалось, что «двое из ларца» моментально расслабились.

Действие, которое оказывал на них Генрих, было сродни хорошей порции валерьянки. Уж очень укоренилась в них привычка во всем доверять своему командиру.

Чего никак нельзя было сказать о Шметтерлинге. Видно, стойкость перед лицом опасности не входила в число его добродетелей. Когда мы вошли в его комнату, стук зубов почти оглушил меня. По-моему, он был слышен и в коридоре.

– Ч-чт-то п-происходит, господа? – испуганно вопросил пиит, как только завидел нас на пороге.

Он забился в самый угол кровати, натянув одеяло до кончика носа – видно, не на шутку опасался за свою персону. Мне так и не стало ясно, кого он боится больше: хозяев замка или членов нашей странной компании.

– Не хотим злоупотреблять гостеприимством здешних хозяев. Поднимай свою задницу, и пошли, – в устах Генриха эта краткая сводка прозвучала довольно угрожающе, и юноша счел за лучшее поскорее исполнить то, что ему велят.

Мы уже стояли в дверях, когда Генрих зачем-то взял со стола маленькую свечку, дававшую освещения ровно столько, чтобы сумрак не завладел помещением полностью. Зачем ему понадобился этот слишком уж маломощный светильник, я недоумевала недолго.

В абсолютной темноте парадной лестницы нас встречали два красных огонька. Они поблескивали во мраке так безразлично, что я не сразу уразумела: встречи с голосистой зверюгой избежать не удалось, это ее глаза блестели в темноте. Крупный зверь, похожий на волка, смеривал нас, как потенциальную пищу, цепким и совершенно бесстрастным взглядом. Я чуть было не начала покачиваться, как под взглядом змеи, и сама не заметила, как заговорила вслух:

– Кыш, волчок – серый бочок! Мы все ужасно невкусные, можешь поверить на слово. Особенно…

Договорить мне не дали. Твердая, как камень, рука Генриха встряхнула меня, вроде бы даже оторвала от земли, и поставила к оборотню вполоборота.

– Чему вас учили, госпожа? – от его торопливого шепота несло холодом, как из морозильной камеры, – Нельзя смотреть вервольфу в глаза. Опаснее только говорить с ним.

Пока он спешно вразумлял меня, время от времени встряхивая за локоть, я поняла, что наваждение исчезло.

– Ну ладно, а вы-то, господин всезнайка, что собираетесь делать? – сердито спросила я, поеживаясь от жесткости пальцев, все еще сжимавших мою руку.

– Сейчас, – откликнулся он, направляя в сторону вервольфа пламя свечи.

Он быстро чертил в воздухе маленьким язычком пламени, так быстро, что между нами и оборотнем как будто повисали непонятные знаки. И они произвели на зверя удивительное действие. Он коротко тявкнул, как будто пытался отвернуться от гипнотических скачков пламени, и не мог. Потом поджал хвост, как простая дворняга, и начал отступать вглубь дома, не отводя от свечи взгляд.

– Скорее, уходим, – скомандовал Генрих в полный голос, и мы полетели к выходу.

Должно быть, вышел рекорд: не прошло и минуты, а мы уже вскочили в седла появившихся словно из-под земли лошадей. Все это сопровождалось дробным стуком зубов Шметтерлинга, который не мог ни успокоиться, ни выражать свой испуг более цивилизованными способами.

– Да что это, черт побери, такое было? – выразила я общее изумление, когда мы благополучно выбрались за пределы поместья.

Отчего-то нас никто не пытался удержать, возможно, в расчете, что удерживать будет просто некого.

– Скоро полнолуние, – лаконично отозвался Генрих, не переставая бдительно оглядываться вокруг.

– Ну и что из этого? – нетерпеливо подогнала его я.

Я никак не могла понять, что творится в странной усадьбе, а Генрих, похоже, полагал, что уже выдал мне всю необходимую информацию. Услышав следующий недоуменный вопрос, он раздраженно передернул плечами.

– Я же говорил вам о вервольфах, госпожа. Сила их прибывает вместе с растущей луной. Я надеялся, что мы успеем покинуть замок, не познакомившись со вторым лицом графа, но, как вы видели, ошибся.

– Вы… ч-ч-что же… полагаете, что это господин г-граф изволили так завывать? – заикаясь от пережитого ужаса, встрял в разговор Шметтерлинг.

– Скажи спасибо, что они не изволили тебя сожрать, – ответствовал Генрих, сосредоточенно пришпоривая лошадь, – У вервольфов прекрасный аппетит. Кроме того, возвращаясь в человеческий облик, они не помнят, что вытворяли, находясь в волчьей шкуре. Так что их сиятельство впоследствии даже не мучила бы совесть.

«Двое из ларца» на это синхронно усмехнулись. Похоже, их следовало понимать так, что никакая нечистая сила их напугать не в состоянии. Однако их парная усмешка получилась довольно жалкой. Из нашего маленького войска, вроде бы, одна я сохраняла некое подобие спокойствия, и то потому, что до конца не понимала, с чем мы имеем дело.

Впрочем, что касается Генриха, то он тоже выглядел скорее озабоченным, нежели испуганным. Но он-то отлично сознавал все нюансы встреч с оборотнями накануне полнолуния. Можно подумать, он вырос в сторожке какой-нибудь колдуньи, хотя на самом деле вряд ли такой вариант соответствовал действительности.

Едва мы отъехали от ворот поместья, как Генрих тут же вывел меня из задумчивости простейшим способом.

– Куда мы теперь направляемся, госпожа? – спросил он, против обыкновения почтительно.

– В сторону герцогского двора, – мрачно откликнулась я, – И самой короткой дорогой!

Сердилась я, разумеется, прежде всего на себя. Вместо того чтобы оперативно разведать обстановку, и поскорее завершить свое предприятие, я вот уже несколько дней разъезжаю по германским землям, как самая тривиальная туристка. Неудивительно, что Генрих не всегда относился ко мне, как к полноправной нанимательнице. Пиит, и тот не слишком утруждался проявлениями почтения, что же до Раупе и Краваля, то они и вовсе старательно делали вид, что их командир – Генрих, а я так, сбоку припека. Весь этот мужской шовинизм раздражал до невозможности, но возразить на него, откровенно говоря, было нечего. Оставалось уповать, что мне еще представится случай завоевать уважение своего маленького специфического коллектива.

Дворец герцогов Рейхштадтских находился уже в поле нашего зрения, когда Генрих осторожно спросил меня, каким образом я собираюсь попасть ко двору.

– Не так это просто, госпожа, – ненавязчиво заметил он.