Элина Файзуллина - Алтарь судьбы

– Для меня большая честь получить ваше приглашение. Буду рад стать гостем Вашего Сиятельства. Полагаю, отца обрадует мой переезд. Я ему порядком надоел, – засмеялся Петр.

Старый Сапега смущенно заметил, что сын его на редкость компанейский и может без устали вести светские беседы всю ночь напролет.

– Ждем вас к понедельнику, Петр. В честь вас мы устроим роскошный прием, подадим запеченного ягненка.

– Мне приходилось слышать о русском гостеприимстве, но я не мог себе даже представить, что в России живут настолько любезные люди, – восторженно произнес молодой человек.

Оставшуюся часть вечера я провел подле Екатерины. Теперь, когда у нее появилось много забот, нам редко удается поговорить душа в душу.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? Государственные заботы не дают тебе отдохнуть. Выглядишь уставшей.

– Меня утомляют бесконечные балы. Признаюсь, они мне надоели.

Она провела взглядом по всему залу и почти шепотом заключила: «Бо́льшую часть всех этих людей я не знаю, но вынуждена улыбаться и делать вид, что рада их видеть. А они в свою очередь из кожи вон лезут, чтобы услужить мне. Это похоже на фарс. Так противно». Вздохнув, Екатерина снова искривила губы в широкой улыбке.

– Тебе стоит хоть на время перестать беспокоиться о других и подумать о себе, о своем здоровье.

– Ну что ты, Алексашка. Я так не могу. Это ведь ты у нас печешься только о своем благополучии, игнорируя остальных. Слышала, ты подыскиваешь мужа для дочери.

– Уже донесли. Хм.

– Об этом судачит весь Петербурх.

– Я радею о счастье Марии. Что тут плохого?

– Господи, Меншиков, перестань. Мне ты можешь не говорить всего этого. Я прекрасно знаю тебя и ход твоих мыслей. Из замужества своих дочерей ты попытаешься выжать все, что может пригодиться лично тебе.

В такие моменты меня сердила исходившая от нее всепроникающая ирония. Но за годы я привык не обращать внимания на ее прямолинейные выпады.

– Одно другому не мешает, не правда ли. Уж не забыла ли ты, как своими умелыми действиями свела Анну с ее женихом.

– Не сравнивай. Я не искала выгоды в этом браке для себя. К тому же Анна и Карл Фридрих влюблены друг в друга.

В этот момент нас прервала Дарья Михайловна, не сумевшая спокойно стоять в стороне, пока я беседую с ее мнимым врагом. После того, как Екатерина овдовела, моя жена снова стала отравлять мне жизнь периодическими сценами ревности. Мысль о том, что теперь нет никаких препятствий для того, чтобы мы с Екатериной сошлись, прочно утвердились в ее недалекой голове. Ее истерики порой доходят до абсурда. Дарья почти уверена, что я вхож в постель императрицы. Я бы хотел, чтобы это было правдой. Однако со смертью Петра Алексеевича мы с Екатериной стали лишь отдаляться. Я все меньше ощущаю себя нужным ей. Нет более радости в глазах этой женщины, когда она смотрит на меня. Она стала сильной. Мне нравилось опекать ее, когда она была беззащитной, простой девушкой. Теперь Катерина значимая персона. Она приобрела незаурядную выдержку и сильные чувства. Не всякий смог бы вынести все то, что пережила она. Моя маленькая девочка стала взрослой женщиной. Она со всем способна справиться сама. Ей больше никто не нужен.

– Екатерина Алексеевна, бал удался. Сегодня особенно весело, – подала голос Дарья.

– Благодарю, – уклончиво выдавила Екатерина.

Дарья вызывала у нее явное раздражение, это читалось в выражении ее лица, но моя супруга упорно отказывалась обращать на эту неприязнь внимание. Ей казалось, что пустые разговоры также привлекательны императрице, как и ей самой.

Хотя я стараюсь посвящать всю себя государственным делам, забот меньше не становится. Генералы каждодневно докладывают о нестабильной обстановке на Кавказе. Меня усердно стали убеждать в необходимости немедленно отправить туда военный корпус для того, чтобы мы могли приобрести некоторые персидские земли.

– Что вы думаете обо всем этом? – полюбопытствовала я во время неофициального ужина с приближенными. – Я ничего не смыслю в военной политике. Князь Долгоруков настаивает на том, чтобы я отправила его на Кавказ.

– Полагаю, стоит …, – начал было Меншиков.

– Персы сейчас не в лучшем положении. Turkarna 1 1 (шведск.) турки давят на них с одной стороны, а с другой они уничтожают себя сами, избирая непоследовательную внутреннюю политику, – перебил его мой зять, Карл-Фридрих.

Между мужчинами произошло ядовитое переглядывание, но никто не обратил на них внимания, и обсуждение продолжилось.

– Я всецело согласен с герцогом. Нам выгодно сейчас взять Персию под свой контроль, – добавил Петр Андреевич Толстой.

– А что же турки? Они не позволят нам беспрепятственно вмешаться, – колебалась я.

– Есть смысл подумать о создании союза против проклятых османов, – буркнул Меншиков.

– Глупости. Не думаю, что нас в этом хоть кто-нибудь поддержит, князь, – высказал Карл-Фридрих.

На переносице Александра Даниловича от возмущения образовались две глубокие складки. Он мгновенно покраснел и вот-вот готов был наброситься на молодого человека с порцией ответной колкости. На этот раз происходящее заметили все присутствующие. Атмосфера стала напряженной. Никто не решался прервать эту молчаливую полемику, рискуя перетянуть гнев князя на себя.

Когда Меншиков уже собрался было выдавить в адрес Карла-Фридриха что-то крайне недоброжелательное, я бросила на него умоляющий взгляд, и он остановился. Затем он прочитал по моим губам беззвучное «спасибо». Раздражение Меншикова не отступило до конца вечера. Его глаза горели от возмущения.

Нам с ним давно есть о чем поговорить, поэтому сегодня я решила отложить оставшиеся дела и посвятить время общению со старым другом.

– Алексашка, пойдем, пройдемся по парку, – прошептала я ему, когда все стали расходиться.

Ничего не сказав, Меншиков направился вглубь сада.

– Я удивлен, что ты захотела со мной говорить, – начал он обиженным тоном.

– Да, что-то мы в последнее время перестали болтать как раньше. Все вокруг изменилось, да и времени сейчас практически нет.

– Ты изменилась. Больше ничего. И время тут ни при чем. При желании найти можно.

– Может ты и прав. Однако я все не приду в себя после смерти Петра. Мой мир померк.

– Мне казалось, ты с этим смирилась и больше не переживаешь.

– Смирилась, да. Но чувство пустоты никуда не деть, Меншиков. Оно жжет сердце изнутри и разрывает душу. Мне так одиноко, – прошептала я.

Сдержать слезы не вышло. Я разревелась тут же. При чужих людях я умела обуздать свои чувства, но оказавшись наедине с тем, кто понимает меня лучше всех, я разрешила себе проявить посредственность. И это меня успокоило, внутри, в самом деле, будто стало легче. Я словно скидывала с себя груз вины за ранний уход Петра вместе со слезами.