Мария Фомальгаут - Луна на Луне

– Сработало, – вторит ему девчонка в короткой юбке.

– А вы молодец, Инга… как у вас говорят… русска пословиц… молодец… как соленый огурец…

– Ну да.

– Ну, что, новое заданьице есть… вот… Акиро Кусаяма, двадцать три года, живет затворником, атомный человек, зарабатывает энергетикой… Войдете в доверие, дальше сами знаете.

– Знаю. Да не парьтесь даже, через полгодика устроим в Токио Хиросиму…

– Вот и отлично… слишком много возомнили о себе…

Просыпаюсь на рассвете в своей кровати. Что это моя кровать, догадываюсь по тому, что я в ней проснулся.

Выхожу в ванную, которая оказывается у меня за спиной. Иду на кухню, которая оказывается этажом ниже. Кто-то вечером оставил на столе чашку, и я точно помню – не я.

Потому что я не помню, что было вчера.

Нет, не так, как не помнят с глубокого похмелья после хорошей вечеринки – а вообще не помню. Как будто…

Как будто ничего и не было.

Завариваю себе кофе, выискиваю в холодильнике жареную курицу.

Иду дальше по своему дому, в просторный холл с винтовой лестницей, откуда открывается дверь в сад.

Что это мой дом, я догадываюсь только по тому, что я здесь живу.

Вечером приходят они.

Поздравляют с новосельем, говорят, что хорошо устроился.

Завидуют.

Мысленно отмечаю про себя, что ага, все-таки мой дом, я прав.

Они спрашивают, не нужно ли чего. может, чего-то не хватает, или что-то наоборот. Лишнее.

Я говорю, что все хорошо.

Они прямо-таки расстроены, как, неужели ничего не надо, совсем-совсем-совсем.

Спохватываюсь, говорю, что на кухне нет кофеварки. И… а да, над кроватью лампочки слишком низко, утром встал, чуть голову не расшиб.

Они пообещают перевесить.

Благодарят.

Утром просыпаюсь в своей постели.

Теперь точно знаю – моя постель.

И дом мой.

Из окна виден кусочек сада, высокий кипарис и бассейн.

Думаю, ко скольки мне идти на работу. И куда. И вообще кем я работаю. Ничего не вспоминается, вообще ни-че-го, память выдает чистый лист.

Иду в кабинет, перебираю документы на столе, вижу то же самое – чистые листы, чистые тетради, пухлый ежедневник, на котором не заполнена даже первая страница, Генри Форд хитро прищуривается с пустого списка важных дел, говорит, что люди чаще капитулируют, чем терпят крушение.

И ничего, ни-че-го, ни документов, ни денег, ни какого-нибудь крохотного обрывка, клочка, по которому можно восстановить прошлое. Включаю комп, то же самое, девственно-нетронутые диски, на голубом экране извивается заставка.

Иду на кухню, нахожу в холодильнике курицу, тем более странно, что я прикончил её вчера.

Ем.

Приходят они, спрашивают, не нужно ли чего. а вот мы лестницу прямо рядом со входом сделали, ничего, удобно? Да нет, как-то не очень, захожу, на лестницу натыкаюсь. А если посередине сделать, как будет? Да тоже как-то не очень, может, у стены? Спохватываюсь, что у дома нет крыши.

Они делают крышу, долго подгоняют по размерам шифер.

Благодарят.

Спрашиваю то, что хотел спросить с самого начала. Кто я. Откуда. Где я работаю, кто мои родители, где…

Ёкает сердце. Не хотел же спрашивать, не хотел, обычно таких, которые спрашивают, потом увозят в места не столь отдаленные, где добрые дяди в белых халатах…

Они говорят, что мне не нужно ходить на работу, могу не париться. Кто-то добавляет, что мои родители умерли три года назад. Разбились в самолете.

И я чувствую – врет.

Приносят блюдо с фруктами, еще какую-то хрень на кухню.

Спрашивают, не нужно ли чего еще.

Желают спокойной ночи.

Просыпаюсь в своей постели.

Думаю, что значит – не нужно идти на работу.

Ну конечно, еще бы мне нужно было идти на работу, люди с потерей памяти на работу не ходят. Людям с потерей памяти инвалидность выдают какой-то там группы.

Выхожу на кухню, достаю из холодильника все ту же курицу, которую съел вчера и позавчера. Прохожу мимо зеркала в холле…

Прохожу мимо зеркала в холле…

Мимо зеркала…

Так и есть.

Не отражаюсь.

Подхожу и так, и эдак, под разными углами, ищу себя – не нахожу.

Вечером приходят они, радостно объявляют, что я переезжаю в новый дом. Пытаюсь отказаться, пытаюсь объяснится, что мне и здесь неплохо – они разводят руками, что это невозможно. Кто-то торопливо объясняет, что работа у меня такая – ходить по домам, тестировать новые дизайнерские проекты. Спрашиваю про свой собственный дом, разводят руками, ка-акой дом, вы контракт подписывали, вы что думаете, бросить все и сбежать?

Хочу сказать, что не отражаюсь в зеркале.

Не говорю.

Про такие вещи не говорят.

Просыпаюсь в своей постели.

Не в своей.

Кровать с балахоном мне не нравится. Или как это называется, балдахин. Не знаю. Прохожу мимо зеркала в туалете, не отражаюсь, прохожу мимо письменного стола, уже знаю, ничего не найду кроме чистых листов бумаги.

В кухне меня ждет еще один сюрприз. Пустая чашка, зависшая над столом. Провожу под чашкой ладонью, ищу какой-нибудь стеклянный кубик, на котором она стоит – не нахожу.

Добросовестно обхожу дом, записываю все, что не нравится, лестница слишком крутая, на втором этаже упирается в стену, здесь у шкафа дверца не открывается, потому что впереди стоит стол, здесь половину арки заняли диваном, не проехать, не пройти.

Вечером приходят они. Добросовестно рассказываю все, как есть.

Осторожно спрашиваю, почему я ничего не помню.

Жду, что отвезут, куда следует. Не отвозят. Продолжают объяснять, а у вас амнезия была, было дело, с парнями какой-то дряни наклюкались, потом на улице вас подобрали, на скамейке сидите, ничего не помните. Это ничего, это бывает, это пройдет, устаканится все в мозгах у вас и пройдет.

Спрашиваю то, что тоже давно хотел спросить, то, что спрашивать нельзя. Про зеркала, в которых я не отражаюсь. Жду шока, жду удивления, жду, что они кинутся от меня, как от проклятого, да я сам от себя кинусь, как от проклятого. Уже сам начинаю догадываться, похоже, не отошел я после той пьянки с пацанами, бывает так, душа вон вылетит, да так и не поймет, что она сама по себе уже, без тела…

Они отмахиваются, а-а, да-да, зеркала на рынке покупали, бракованные на хрен, оторви и брось, торгашам этим бошки поотрывать надо. Вконец осмелев, показываю чашку, зависшую над столом. Наконец-то вижу их изумленными, бывает же, ну, это геопатогенная зона какая-нибудь, я про такое по телеку смотрел. Это знаете, что нужно сделать, икону в углу повесить, или статую Будды поставить, вы какую религию исповедуете? А-а, не помните… ну, Николая Чудотворца тут поставим, хуже не будет…

Они уходят. Вечером прохожу мимо зеркала, в котором не отражаюсь. Вскользь замечаю, что в зеркале отражается торшер и краешек кровати.