Искандер Муратов - Я РИСУЮ ТВОЕ НЕБО. Роман

Я ответила ему, что он ни в чем не виноват. Что было, то прошло. Поэтому вместо обвинений я сказала отцу, что несмотря ни на что, он был лучшим на свете. Уже в конце разговора он упомянул, что окончательной причиной их с мамой развода была измена. Я не буду конкретизировать, чья именно.

После откровений о разводе отец сменил тему:

– На днях я разговаривал с Сидоренко. Мне неспокойно, я очень переживаю за тебя. Пожалуйста, будь осторожна. Следователь сказал, что никаких зацепок, кроме того, что это была женщина, больше нет. И это плохо. Ведь мы не знаем, с какой стороны она может появиться в следующий раз, – с трепетом произнес он.

– Да, ладно! Ничего страшного. Чего ее боятся-то? Все что могла она сделать плохого, уже сделала. Сидоренко, конечно, молодец! Очень хочется, чтобы он нашел эту мерзавку. Я о ней стараюсь не думать, но иногда у меня появляется дикое желание встретиться с ней и расспросить о том, что же ей, в конце концов, нужно от меня. Интерес к ней убил во мне всяческий страх и дал сил. Так что, папочка, не переживай! Единственное, можно, я попрошу тебя об одном? – спросила я отца. – Пожалуйста, проведывай иногда Лешку! Он твой сын и нуждается в тебе больше всех. Я не хотела тебе говорить, но когда ему было три-четыре года, каждый раз, когда у нас в доме появлялись мужчины, он всех называл «папой», а они даже не проникались к нему. Получив желаемое, они исчезали навсегда. Но Лешка был маленьким и не понимал, что этим «папам» на самом деле наплевать на его чувства. В этом и есть ошибка матери, допускающей такие моменты.

От услышанного отцу стало не удобно. Мне не хотелось его расстраивать, но я должна была сказать всю правду. Он проводил меня до вокзала, где меня ждала Леночка, которая тоже пришла попрощаться и передать посылку для своей семьи. Я крепко обняла их и отправилась в путь. Время было вечернее, поэтому, как только поезд тронулся, я задремала, а уже на следующий день стояла на станции родного городка. Еще через полчаса я была дома.

В доме ничего не изменилось. Все комнаты были в идеальном порядке. Спасибо тете Зине. Зайдя на кухню, я мысленно увидела картину, как мы с мамой готовили что-нибудь вкусное, а Лешка играл где-нибудь поблизости. Воспоминания о прежних днях были теплыми и одновременно тяжелыми. Сев за стол, я расплакалась. Мое душевное равновесие вновь было нарушено. Когда в доме никто не живет, он теряет душу. Посидев немного на кухне, я прошла в зал, открыла шкаф и вытащила коробку из-под обуви, в которой хранились альбомы с семейными фотографиями. Я знала, что там есть одна фотография, на которой мы запечатлены все вместе: папа, мама, только что родившийся Алексей и я. Ее и несколько других я положила в свой чемодан.

Под вечер пришла тетя Зина. Она очень обрадовалась моему возвращению. Но по ее виду, я поняла, что она чем-то обеспокоена. Пока мы сидели на кухне и пили чай, тетя Зина рассказала мне, что генерала Жевнаренко сняли с должности за какие-то «дела» на службе. Якобы был донос. К ней приходила Виктория Сергеевна и сказала, что сразу же после ухода генерала, была комиссия из горкома и интересовалась, почему меня отпустили в Москву до наступления нужного возраста. «Сволочи, когда он сидел на месте, слова никто не говорил!» – негодовала тетя Зина.

Они пытались что-то разузнать, интересовались, приезжала ли я в город. Скорее всего, это была комиссия по делам детдомовских детей. Новость меня очень сильно расстроила. Получалось, что я не могла увидеться ни с Алешкой, ни с моими девчонками. Я оставила посылку для семьи Леночки и деньги, попросив тетю Зину купить гостинцы и теплую одежду для ребятишек. Несмотря на то, что я очень по ним соскучилась, не стала рисковать и в тот же вечер поехала снова на вокзал. Там я села на первый поезд, идущий в Минск. А оттуда мой путь лежал в Каунас.

В купе со мной ехала только женщина с ребенком лет семи. Я так устала, что после короткого знакомства, попросив прощения, легла спать. Перед отъездом я узнала, что в Минске нужно было пересесть в автобус, идущий через Вильнюс в Каунас. Это экономило время, так как поезд нужно было ждать сутки. На следующий день вечером поезд прибыл в Минск, оттуда я сразу отправилась на автобусную станцию, где купила билет до Каунаса. Отыскав свой автобус, я села на место, указанное в билете. Моей соседкой оказалась женщина средних лет. Мы поздоровались и, как только автобус тронулся, я стала засыпать. Проснувшись, я посмотрела в окно и поняла, что проспала достаточно долго. Начинался новый день.

– Отдохнули? – улыбнулась мне женщина. – Меня Мартой зовут, а вас?

– Ульяной, – представилась я, также улыбнувшись в ответ.

– Красивое имя! Уль-я-на, – произнесла она по слогам. – Далеко едете?

– Спасибо большое. В Каунас.

– Бывали там? – с интересом спросила Марта.

– Нет, но почему-то еду. Хочу поступать в медицинский, – пояснила я.

– Это хороший выбор, Ульяна, – сказала она, а затем посоветовала мне сразу же по приезду снять комнату. Потому что, как только наступает пора вступительных экзаменов, со съемным жильем становится тяжело – в Каунас приезжает много студентов из Прибалтики.

– Ульяна, если тебе некому будет помочь с жильем, обратись к моей знакомой Уле. Она поможет тебе с комнатой, – продолжала советовать Марта.

– О, это очень кстати! В Каунасе у меня, действительно, никого нет, – я обрадовалась помощи. – Вы знаете, Марта, как бы глупо это не звучало, но я еду наудачу.

Марта улыбнулась, вырвала из блокнота лист и написала на нем номер телефона своей знакомой. А я на всякий случай продублировала его на одну из последних страничек своего паспорта. Как оказалось, Ула была художницей и жила в центре Каунаса.

Я была очень растрогана такой случайной помощью и в знак благодарности достала из своей сумки коробку конфет, которую купила себе на дорожку, но так и не открыла, и протянула ее Марте. Улыбнувшись, она отказалась, сказав, что всего лишь помогла хорошему человеку. Всю дорогу мы разговаривали. Благодаря этому, долгая поездка пролетела словно миг. Впервые, изменив своим принципам, я рассказала Марте о своей жизни, умолчав о попытке изнасилования. Мне было неудобно рассказывать ей об этом. Зато я много говорила о Лешке, Веронике и Марии. Столько накопилось в моей душе, что слезы сами катились из моих глаз. А я их и не стыдилась тогда. Марта все это время слушала меня и не перебивала. Закончив свой рассказ, я на какое-то время замолчала и почувствовала облегчение. Будто кто-то снял часть груза с моей души.

Когда водитель в Вильнюсе объявил о том, что через пятнадцать минут будет остановка, пассажиры стали собираться и готовиться к выходу. Марта взяла сумки, стоявшие у ее ног, и, посмотрев на меня, сказала: