Алина Томчук - Биение сердца

– Они и это предвидели, Эдя. Просили передать, что ты им больше не интересен. Свое внимание они теперь, дружище, сосредоточили на твоей сестре, Наташе. Сказали, что теперь ее благосостояние зависит только от тебя.

Рассказав все это другу, Анатолий весь поник, невооруженным взглядом было заметно, что он лишь принужденный участник всей этой баталии, вестник по приказу из «верхов».

– Мы оба знаем Эдя, чем все это могло закончится. Я тебя не раз предупреждал. Ты меня извини, я знаю, что бью под дых, что ты уже дышишь через раз, из за чувства вины. Но ты всегда знал, что влез куда не надо. Я смог перебороть свои амбиции. Хотя я подозреваю, что иногда, ты полагал, что я продался. Возможно, в какой-то мере, это и так. Но не ради денег! Хотя и они есть, спорить не стану, а ради семьи. Чтоб моя жена и мои дети жили спокойно, чтоб возвращаясь домой я был уверен, что они целы и невредимы. Ты же всегда знал, что такой исход возможен, влезая в очередную авантюру. Знал, но надеялся, что минет. А не минуло! Всегда, Эдя, человек стоит перед выбором. Ты слишком идеалист, считая, что можно ничем не жертвовать с нашей работой. В нашей профессии либо семья, либо работа без семьи, иначе мы и наши близкие всегда будут ходить по лезвию ножа. Криминальные разборки, это тебе не сводка прогноза погоды. Тут с какой стороны не подойди, есть риск оказаться между молотом и наковальней. Нету в нашей системе никакой свободы слова. Есть только строгая цензура, по которой ты должен следовать, да так, Эдя, чтоб все массовое потребительство принимало ее за чистую монету. А с Архиповым связаться? Да это иначе как самоубийством то и не назовешь? Как ты вообще надеялся выйти сухим из этой мокрой истории? Сколько таких горячих голов полягло, пытаясь нарыть на него материал? Да ладно… Что ж уже тут..– С горечью махнул Анатолий рукой.– Это пожалуй все, что я хотел тебе сказать, считаю имею полное на это право, я тебе это как друг говорю.

За весь монолог Анатолия, Эдуард не подал ни единого звука. Как не старался тот заглянуть ему в глаза, чтоб увидеть в них, что тот об этом всем думает, Эдик ни разу не поднял голову, опущенную на крепко сжатые в кулаки руки.

– Да, и еще, Эдя, я прошу тебя, позвони мне когда немного придешь в себя. Разговор есть. На данный момент мы оба к нему не готовы, так что ни о чем не спрашивай, а там кто его знает.

Эдуард молча встал, молча вышел из кабинета, в котором работал его товарищ. Слова, сказанные ему Толей, громкими колоколами били по висках. А горче всего, что его друг прав, прав во всем, прав в каждом сказанном слове.

Эдуард был очень амбициозен в профессиональном плане, шел всюду на провал, причем без приглашения. Все его статьи, все репортажи были сплошным вызовом для сильных мира сего. Его деятельность была беспринципной, и если его нюх профессионала улавливал запах сенсации, он плевал, кому он принадлежал, толи запашок исходил от городской мэрии, толи из нефтяной скважины родной страны тянуло, толи из оружейного склада государственного запаса. Неважно какой был душок, политический или с примесью криминала, Эдик был тут как тут, распутывал этот тугой клубок, причем чаще всего, не в пользу особ за всем этим стоявших, и пускал все это в средства массовой информации. Как известно, такие люди многим мешают. Так и он помешал господину Архипову, государственному чиновнику, который кроме руководящей должности имел, поражающую фантазию, прибыль от торговли на черном рынке. Именно за это дело, которое намеривался распутать Эдуард, поплатились жизнью его Ирочка и Вера. Именно сам Архипов, лично, отдал приказ, ликвидировать Эдуарда, устранить, как незаурядную помеху в безжалостном механизме.

Вот Эдуард и был устранен. Больше не было ни сенсаций, ни горячих репортажей, с его участием, его самого, как журналиста, больше не было. Спустя несколько месяцев, после их с Анатолием разговора, он ему позвонил, и тот услышав в его голосе порабощенность и безысходность, предложил ему преподавательскую должность в одном из столичных университетов, на факультете журналистики. На протяжении тринадцати лет он читал лекции студентам «Теории и практики» делясь своими знаниями. Выпустил в свет не одну горячую голову, после чего и занял этот кабинет и это кресло, а на столе стала красоваться платиновая табличка «Кораблев Эдуард Михайлович – проректор журналистского факультета».

Все эти годы он жил с одной единственной целью – отомстить Архипову за смерть своей семьи. Он дышал этой мыслью, жил только благодаря ей. Эдуард собрал полное досье на всю семью Архипова, после чего убедился, что пожалуй сам чиновник забросил свое незаконное дело, предпочтя зарабатывать деньги с помощью семейного, гостиничного бизнеса, который давал не менее приличный доход, чем торговля на черном рынке. А вот его младшенький, его сынок, пошел по стопам отца, и как подозревал Кораблев, не без поддержки главы семейства.

И вот, Бог услышал его молитвы, послав ему эту девушку. Она за полгода сделала то, что сам Эдуард пытался сделать уже более, как пятнадцать лет. С ее помощью он расквитается с Архиповым. Так же, как он расквитался с ним. Он отберет у него семью, он отнимет у него горячо любимого сына.

Глава5

– Ты, Дана, садись. – Предложил ректор указывая на оббитое кремовой кожей кресло. – В ногах правды нет. А разговор у меня к тебе основательный. – Задумчиво протянул ректор, блуждая взглядом по панораме маленького парка, которую открывал вид из широкого, на всю стену, окна.

Дане не понравился этот рассеянный вид ее наставника. Вся срочность, с которой староста вызывала ее в это кабинет, никак не вязалась с расслабленным, можно сказать, даже ленивым состоянием Эдуарда Михайловича. Нервно теребя пальцами рук ремешок сумочки, девушка продолжала молча смотреть на своего ректора, выжидая, когда же тот соберется с мыслями и начнет «основательный разговор». Ее ожидания увенчались успехом, секундой спустя, апатичный взгляд Кораблева прояснился и не теряя даром времени Эдуард Михайлович обратился к Дане

– Дана, как ты уже наверное догадалась, речь пойдет о твоем докладе. У меня нет ни желания, ни времени ходить вокруг да около, поэтому перейду сразу к делу. Твоя курсовая работа – это нечто! Я до сих пор под впечатлением! Перечитав ее еще раз, мне в голову пришла идея. Видишь ли, на следующей неделе, у нас в университете намечен слет ректората, со всего С. Н. Г. Не кривя душой, отмечу, что соберутся все мировые представители журналистской и репортерской сферы. И вот, что я надумал… – Уже более задумчиво протянул Кораблев. – Даже не подумал, а решил, что вы, Дана Станиславовна, примете самое непосредственное участие в этом консилиуме, а именно, зачитаете мне и моим иностранным коллегам свою курсовую работу. И не просто зачитаете, а сделаете полный анализ всей схемы, которую вы применили работая над ней. Вы меня понимаете, деточка?