Вячеслав Морочко - Утраченный портрет

Кайзерлинг.В самом деле, Иммануил, я нахожу, что вы здесь – противоречите логике.

Кант.Простите, графиня, но я могу доказать, что у нашей Вселенной есть начало во времени и пределы в пространстве…, и пользуясь тою же логикой, с тем же успехом – что Вселенная не имеет начала и беспредельна.

Кайзерлинг.Это и есть пресловутые «мнимые противоречия»?

Кант.«Мнимыми» они стали потом, – в глазах ортодоксов, которые наложили запреты на все, что их не устраивало.

Кайзерлинг.И все-таки вы не сказали, почему бы остереглись дать мыслям свободу?

Кант.Человек, к сожалению, склонен к насилию и в этом становится изобретательным раньше, чем станет разумным.

Янус.Например, господин Кант?

Кант.То, что люди дают себя обмануть горлопанам, кладоискателям, устроителям лотерей, объясняется не столько их глупостью, сколько злой волей, стремлением разбогатеть за чужой счет.

Кайзерлинг.Что же вы предлагаете?

Кант.Сперва научить человека быть рассудительным. И только потом уж… – разумным.

Янус /язвительно/. А судить, кто разумен, будет, конечно же, Кант!

Кант.Все решит просвещение.

Янус.Это еще что такое?

Кант.Просвещение – выход из состояния несовершеннолетия. Быть просвещенным – значит иметь отвагу пользоваться разумом без подсказки со стороны.

Появляется слуга Канта– Лампе, грубоватый, медлительный, с суровым лицом солдата.

Лампе / Канту/. Господин, вас ждут к обеду.

Кант.Спасибо, Лампе! Еще пять минут.

Дионис /сочувственно/. И ради сомнительного удовольствия жить под пятою тирана-слуги наш помощник библиотекаря вынужден отдавать свое время частным урокам!?

Янус / Лампе/. Послушай, любезный, ты так и будешь торчать здесь? Ступай отсюда! Ты слышишь? Тут беседуют господа!

Кант /повернувшись к Янусу/. Не могли бы вы быть повежливее?

Янус.С кем?

Кант.В данном случае – с господином Лампе!

Янус.Фу ты – ну ты! /Заученно./ «Если каждый нуль будет стремиться иметь одинаковые права, жизнь станет насквозь фальшивой. Жизнь, господа, – это кладезь радости, но там, где пьет чернь, – все колодцы отравлены!» Вот! /Переводит дыхание./ Фу-у… /Тихо./ Дионис, я нигде не наврал?

Дионис /негромко/. Все – правильно, попугай толстозадый.

Кайзерлинг.Пожалуйста, Иммануил, не крутитесь! Я так не могу…

Кант.Я тоже… До каких пор человек должен терпеть унижения лишь потому, что у него недостаточно звучное имя? Разве ценность зависит не от значительности того, что мы делаем?

Янус.Имею честь доложить, господин Кант: в том, что вы делаете человечество, увы, не нуждается, а потому… возвращает вам ваши труды! /Протягивает Кантупакет./ И оставьте графиню в покое! Ваш портрет уже никому не понадобится!

Кант /указывая на пакет/. Что тут?

Янус.А вы разверните!

Кант /разворачивает пакет/. Мои рукописи?! Почему они здесь!?

Янус.У господина помощника библиотекаря нет времени сесть в дилижанс, прогуляться в предместье, чтобы узнать, как идут дела. Видите ли, он занят, решая как побольнее задеть благородного Сведенберга, а, заодно, и всех духовидцев на свете. Известное дело, занимаясь одним, легко упустить остальное.

Кант.Откуда у вас мои рукописи?

Янус.Издатель на днях обанкротился и наш общий знакомый просил возвратить это автору… Там вы найдете письмо с «глубочайшими извинениями…» Тот же знакомый меня по секрету уведомил: дело совсем не в «банкротстве», а в жалких потугах, которыми вы пытаетесь «осчастливить» наш род. Слава богу, есть люди, которые смыслят в подобных делах. Там же, кстати, найдете повестку из канцелярии: явиться к придворному проповеднику Шульцу. Известно, к прелату так просто, никого не зовут. Признавайтесь! Набедокурили где-то? Вот мы какие, оказывается: толкуем о «разуме», о «просвещении», а сами втихомолку шалим!? Смотрите, графиня, кого вы надумали увековечить!

Дионис.Янус, ты забегаешь вперед!

Янус.Я еще ничего не сказал!

Дионис.Зато всем надоел! Закрой рот. Мы уходим. Извините, господин Кант, за печальную весть. Очень жаль, что так вышло. И вы, графиня, простите! Позвольте откланяться.

Януси Дионисраскланиваются, удаляются. Несколько секунд Кант– в раздумье, потом отдает все бумаги Лампеи возвращается на прежнее место.

Кант.Графиня, вы можете не торопиться.

Кайзерлинг.Однако… вам надо идти!

Кант.Будь добр, Лампе, отнеси эту «почту» домой. / Лампене двигается с места./ Прошу вас, графиня! Вы же хотели закончить портрет.

Кайзерлинг.Да, но вас ждут!

Кант.Я пошлю извинение… Позже…

Кайзерлинг.Иммануил!

Кант.Графиня, я – в вашем распоряжении!

Кайзерлинг.Ну, если так… Господин Кант, вы можете постоять спокойно?

Кант.Попробую!

Кайзерлинг. /Какое-то время работает молча, но не выдерживает…/ Иммануил, не молчите, пожалуйста! Я могу вам помочь?

Кант.Нет.

Кайзерлинг.Я вижу, вы стеснены обстоятельствами… Ради бога! О чем вы думаете?

Кант /задумчиво/. Я думаю, следует ли во всем винить обстоятельства? Мир так устроен, что никакая порядочность не гарантирует счастья. Впрочем, всегда ли мы – правы? Что «мы»? Разве у самого Провидения не бывает промашек?

Кайзерлинг /вскакивает/. Иммануил! Вы заходите чересчур далеко! Умоляю вас, остановитесь! Вы – у «самого края»!

Кант /почти весело/. А почему бы… не заглянуть через край?

Свет меркнет, а когда зажигается снова, на сцене – сводчатый кабинет ректора Коллегии Фридриха придворного проповедника Щульца.Прямо – входная дверь. Слева за конторкой с бумагами – сам придворный проповедник – невысокий подвижный прелат с непроницаемым выражением на лице. Из правой кулисы со стульями в руках появляются Януси Дионис.

Янус/ ворчит/. Куда ты меня притащил?

Дионис.Хочу кое-что показать.

Янус.Все чего-то мудришь! Вы, с Кантом, случайно, не сговорились морочить мне голову? Ты такой же заумный как он… /Пауза./ Но за что я тебя уважаю: послушаешь твои речи, и чувствуешь себя человеком… рядом с любым инородцем! /Подозрительно/. Где мы? /Принюхивается./ Тянет тухлятиной!