Иван Елагин - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2: Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

День начинался медленно. Сперва,
По-зимнему обутый и одетый,
Он из кладовки приносил дрова,
Лучину в печке разжигал газетой.

Часы идут. Дрова в печи свистят.
К полудню воздух в комнате просушен.
А я едва включаю термостат —
Течёт тепло над сетками отдушин.

Крошащиеся времени пласты
Ты измеряешь мерою какою?
Ты меришь время тем, что сделал ты,
Иль тем, что время сделало с тобою?

Обдаст полено запахом смолы,
В печи огонь блеснёт, подобно чуду,
И озарит все в комнате углы…
А я о термостате позабуду.

Что значит миг? Секундной стрелки сдвиг?
Один живёт от сдвига и до сдвига,
А для другого целый мир возник
В течение взметнувшегося мига.

А у кого для жизни больше сил?
Чей день светлей? Чьи озаренья шире?
И времени кто больше получил,
Чтоб разобраться и в себе, и в мире?

Мой век! От стука
Ночного в дверь
Пошла наука
Больших потерь.

Мой век ущербный,
Мой век-недуг
Листал учебник
Колымских вьюг.

Мой век! Ты — школьник,
И твой диплом
Добыл ты в штольнях
Тупым кайлом.

Мой век! Экзамен
В полярный вуз
Ты сдал слезами
Российских муз.

В краю студёных
Глыбастых льдов —
Плоды учёных
Твоих трудов.

Почётный доктор
Бушлатных прав,
Мой век, продрог ты,
В метель попав.

С таёжных ёлок
Не сходит снег.
Постыдно долог
У века век.

Сочиняю сценарий для фильма.
Первый кадр: золотится закат,
Озаряется озеро Ильмень,
А над озером сосны стоят.

Небольшая домашняя нечисть,
Самодельный критический чёрт.
(Обязательно с чёртом я встречусь,
И он мне наставленье прочтёт!)

«Отчего не берёшь ты Нью-Хемпшир?
Что ты озеро Сквам не берёшь?
Летний день, над водою померкший,
Так для первого кадра хорош!

У тебя в поэтическом фильме
Несуразностей быть не должно,
И не видел ты озера Ильмень,
И в другом полушарье оно!»

Мне подыскивать надо героя —
Без героя и фильма-то нет.
Понемногу наметились трое:
Академик, священник, поэт.

И пойдут они все по дороге,
Что трудна, и крута, и пряма,
Будут правду искать, а в итоге
Эмиграция или тюрьма.

А у чёрта на это в запасе
Нехороший презрительный смех:
«Убирался бы ты восвояси,
На крови спекулировать — грех!

Лучше взял бы ты школу в Вермонте.
На привычные вещи взгляни:
Видишь — там, на ночном горизонте,
Автострадою мчатся огни.

Вот одна из возможнейших версий:
Там — стеклом ветровым отражён —
Твой герой, паренёк из Нью-Джерси,
И зовут его, может быть, Джон…»

Я для фильма искал героиню,
И почти что обрел во плоти:
Я позарился на балерину,
Что на Запад решилась уйти.

Оказалось — совсем не годится:
По примеру блистательных див
Обзаводится виллою в Ницце,
Мой сценарий вконец загубив.

Неудачи преследует демон,
Или бедный талант мой иссяк, —
Только фильмы на русскую тему
У меня не выходят никак.

Я живу всё странней, всё нелепей,
И в бессмысленный сон погружён,
Вспоминаю всё чаще о цепи,
О распавшейся цепи времен.

Вот мне и стало казаться,
Что стихи мои тоже так,
Как солдаты, чётко по плацу
Отбивают за шагом шаг.

А душа моя по-другому,
А душа моя, как назло,
То проскальзывает невесомо,
То волочится тяжело.

Сочинитель, к беде готовься!
Будет участь твоя плоха,
Если не совпадает вовсе
Шаг души с шагами стиха.

Я очень Вас благодарю, Бетаки,
За Ваши негодующие строки.
Люблю стихи, подобные атаке,
Стихи, как партизанские наскоки!

Нас заливают мутные потоки
Газетной злопыхательской клоаки,
Стрекочут нам партийные сороки
Дежурно-показательные враки.

У этих — бронированные щёки
Не заалеют от стыда, как маки.
Кто устыдился — в лагерном бараке
Отсиживает длительные сроки.

Для многих эти времена жестоки,
И многие живут, как на биваке,
В Москве, в Нью-Йорке, в Риме, в Нагасаки
Шумят над нами мировые склоки.

Мы все в литературе одиноки,
И потому так дороги нам знаки
Внимания, и я за Ваши строки
Еще раз Вас благодарю, Бетаки.

Вот я качаюсь — чучело,
А надо мной — вороньё.
До самых бровей нахлобучено
Фетровое рваньё.

А из-под фетра — патлы
Соломенные торчат,
А на портках — заплаты
Голубоватый квадрат.

На шее кругом намотано
Продранное тряпьё.
Качайся по ветру — вот оно,
Чучелово житьё.

Рубаха моя подпоясана
Верёвочкою гнилой.
Ветви осеннего ясеня
Швыряют в меня листвой.

Грубо углём намалёваны
Брови, и нос, и рот.
Раскачиваюсь зарёванный,
Дождь на меня идёт.

И в эту погоду аховую,
На огород водворён,
Я рукавами размахиваю,
Распугиваю ворон.

Ну что же, — обломком угольным
Рожу всю перемажь!
Я тоже в театре кукольном
Трагический персонаж.

Все мы загримированы
И выряжены пестро,
А я ещё нафаршированный, —
Во мне — не моё нутро!

Тырсой набит, соломою,
Войлоком и трухой.
Как будто лицо знакомое,
А стал я совсем другой.

В чучелы угораздило, —
Ну так — теперь держись!
Ловким чучельным мастером
Ты оказалась, жизнь!

Пришиты к лицу неслыханные
Буркалы из фольги,
И даже в череп напиханы
Искусственные мозги!

Покачиваюсь, раскачиваюсь
В сторону из стороны,
Всячески выпендрячиваюсь —
А вороньё хоть бы хны!

Пол-огорода склёвано,
Затоптано, разорено,
Птицами разворовано
Собранное зерно.

Чучелу понаскучили
С бандой ворон бои.
В тысячу раз не лучше ли,
Если мозги свои?

Вставьте в меня, пожалуйста,
Сердце вместо трухи,
Чтоб затевал я шалости,
Чтоб сочинял стихи,

Чтоб трепака отплясывал,
Чтобы глушил самогон,
Чтобы читал Некрасова,
А не пугал ворон.

Суетись всю жизнь, кружись
Без толку в бедламе.
Лучше б нам у входа в жизнь
Дали по программе.

Я бы знал: я генерал
Или только клоун,
Знал бы я, какой финал
Мне приуготован.