Иван Елагин - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2: Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

Шла татарва
Городищем спалённым,
Сухая трава
Горела по склонам.
Что там в пылающей грамоте,
Писанной на пергаменте?

Я видел, как щебнем и прахом
Валился очаг.
Как люди стояли со страхом
В очах.

Я на земном шаре
Жил и стоял на пожаре.

Топот тысяченогий
Катится по дороге.
Точно земля задрожала,
Громом потрясена.
Что там — слоны Аннибала
Иль пушки Бородина?

Ночью кошмарной
Землю трясет пальбой.
Битва на Марне
Или Полтавский бой?

Или персидский Дарий
От скифских бежит полков?
Написан сценарий
Для всех веков.

Слышишь поступь солдата?
Крови сегодня течь.
Очередь автомата
Или короткий меч.

Много войною взято,
Да не велик итог.
Высится над солдатом
Крохотный бугорок.

Вот он — огромный, тёмный,
Головоломный провал.
Наверно, уже не помнит,
За что и с кем воевал.

Были они да сплыли,
Скошенные войной.
Веточка на могиле
Зазеленеет весной.

Из времени, как из дыма,
Выйдя шагом стальным,
Солдаты проходят мимо
И снова уходят в дым.

Человек на дороге.
Гор потемнели отроги.

А позади — стража
У городских ворот.
Ночью идти страшно,
Но человек идёт.

С родины изгнанный,
В драной хламиде, замызганный,
На берегу Дуная
Стоит человек, вспоминая
Город, солнцем обрызганный.

Или в карете чёрной
Скачет из княжества,
Пока не уляжется
Какой-то скандал придворный.

Берег уже отдалён.
Встала волна-громада.
А позади — Альбион,
А впереди — Эллада.

Или в вагоне,
Иль в самолёте.
И о погоне
Ветер поёт на высокой ноте.

Или на паре
Лихих рысаков.
Написан сценарий
Для всех веков.

Некуда деться.
А надо куда-нибудь деться.
Что позади — Флоренция,
Иль позади Одесса?

И от грудного стука
В мокрых глазах качанье.
А позади — разлука,
А позади — прощанье.

А позади — застава,
А позади — граница,
И всё, что ты там оставил,
Будет до смерти сниться!

Люди уходят в дым,
Тонут в дыму, седея.
Снится одним — Крым,
Снится другим — Вандея.

Мне ж маячат во мраке
Беженские бараки.

У самого дома взъерошенным клёном,
Мой день, ты ещё надо мною шумишь,
И ты, моя улица, хламом зелёным
Завалена вся от подъездов до крыш.

Земля подо мною крутилась недаром:
Нет-нет, да и свалит куда-нибудь вкось,
Но хоть ускользала вертящимся шаром,
А всё ж уцепиться за край удалось.

И около красных заречных закатов,
И рвов, и мостов, и холмов, и церквей,
Меня в огороженный дворик упрятав,
Бушуют косматые толпы ветвей.

Кирпичные тучи из труб отработав,
По целому небу костры разбросав,
За длинным оврагом литейных заводов
Грохочут и ночью и днём корпуса.

Так что же — вот это моя усыпальница,
Гробница моя и мой вечный покой?
Вот этой землёй мое тело завалится
И станет когда-нибудь этой землёй?

А там некрологом не очень подробным
Почтят на последнем газетном листке
И сделают надпись на камне надгробном
Совсем на каком-то другом языке.

Мы пушкинским словом бездонно-хрустальным
Ещё и сегодня с тобою живём.
Так что ж тебе делать со звуком печальным?
Так что ж тебе в имени дальнем моём?

Зачем же опять я над сеткой железной
Тебе посылаю мой теннисный мяч,
Мой стих отрешённый, мой крик бесполезный,
Подхваченный ветром моих неудач?

Так что же мне делать с моею печалью,
Чтоб стать ей навеки печалью твоей?
Куда я с моими стихами причалю?
Скажи мне, куда я плыву без огней?

А может быть — ветер попутный со мною,
А может быть — я оседлаю волну,
А может быть, я, как высокой волною —
Высоким стихом до тебя доплесну!..

Мне из Москвы писали
(Участвовать пригласив),
О том, что хранится в ЦГАЛИ
Наш семейный архив.

Задуматься есть причина,
Что там ни говори.
Воображаю, как чинно
Выглядит всё внутри.

За стёклами в морозилке
Хранится родитель мой,
Положен с пулей в затылке.
Дата: тридцать восьмой.

А рядом с отцом на полке
Заполнены все места —
Сплетни и кривотолки,
Доносы и клевета.

В отделе того же года
Хранится газетный крик.
Вырезка — «Враг народа»
Болтается, как ярлык.

Тут же и комнатёнка
С полуслепым окном,
Куда меня, как котёнка,
Вышвырнул управдом.

Наверно, среди архива
Им тоже место нашлось —
Знакомым, что торопливо
При встрече глядели вкось.

Тут даже оскал разъярённый
Пса, угрожавшего мне,
Которого вдоль перрона
Охранник вел на ремне,

Когда в товарных вагонах,
Растянутых на версту,
Гуртом везли заключенных
Куда-нибудь на Воркуту.

И думали вы, что сунусь
С воспоминаньями я
В архив, где хранится юность
Растоптанная моя?

Вверху хрусталём и хромом
В антракте зажгли звезду.
Раскланиваюсь со знакомым
В четырнадцатом ряду.

А сцена пуста. Не там ли,
Вперёд наклонясь чуть-чуть,
Просил Офелию Гамлет
В молитве его помянуть?

Я страх почувствовал некий,
Что Гамлет просил о том
Уже в семнадцатом веке.
Попросит в двадцать шестом.

И перед этою тайной,
Что столько веков живёт,
Я — только совсем случайный
Незначащий эпизод,

И что искусство мудрее
Во многом жизни самой,
И что костюм устареет
Не гамлетовский, а мой.

Что здесь, у самого края
Сцены, живущей века,
Зрителя я играю,
И роль моя коротка.

Магазин игрушек.
Сколько погремушек!
Прямо из окошек —
Выставка матрёшек.
Вон дрыгун, вон прыгун,
На верёвочке вертун!
Рядом с этим дрыгунцом —
Пограничник с ружьецом.
Вон пожарник в каске,
Куколка в коляске.
Крашеные кубики
Для дошкольной публики.
А у самых у дверей —
Деревянный воробей:
Заведёшь ключом пичужку —
Чик-чирик да скок-поскок.
Продавец продаст игрушку,
Запакует в коробок.

Жизнь сегодня подытожа,
Сделал вывод я один:
Жизнь совсем была похожа
На вот этот магазин.
Был дрыгун я, был прыгун,
Был я по миру скакун,
А за мной, за дрыгунцом —
Пограничник с ружьецом!
От него я тягу дал,
Удирать я был удал!
И среди путей-дорожек
Моего житья-бытья
На хорошеньких матрёшек
Как засматривался я!