Ион Друцэ - Апостол Павел

Финикиец : Я пою тебе об этом с утра до вечера...

Варвар : Но почему другие поняли, о чем песня, а я не понял?

Финикиец : Потому, что им ведома боль человеческая, а тебе — нет...

Варвар (неожиданно прослезившись) : Кто из живых может сказать, что прожил жизнь и не ведал боли! Ладно, иди к ним, облегчи свою душу.

Финикиец : Чтобы облегчить душу, нужно быть свободным, а я раб.

Варвар : Отпустить не могу. Я на тебя истратился.

Апостол : Ладно, если не отпускаешь, мы у тебя его выкупим.

Варвар : Как выкупите? На что?

Скиф : Меч отдаю.

Дак : Полмешка зерна.

Женщина : Серьги.

Еллин : Половина свитков, они дороже, чем всё твое состояние.

Варвар : Я думал заработать на нем больше, но, так и быть. Уступаю. Иди, ты свободен.

Финикиец : Нет. Не так продаются, не так покупаются рабы.

Апостол : Он прав.

Подошел к рабу, коснулся его плеча. Раб опустился на колени. Возложив ему руку на голову, кивком предложил Варвару сделать то же.

Апостол : Перед Богом и перед миром. Ты этого раба нам продал. Мы этого раба у тебя выкупили.

Варвар : Какие гоноры! Уже и народа-то нет, а гоноры остались!

Апостол (после завершения обряда) : Теперь, брат мой Финикиец, можешь стать рядом с нашей сестрой. Ты — свободен.

Женщина поднесла ему сосуд, омыла ему руки, и раб присоединился к ним.

Скиф : Вино будет?

Апостол (Варвару) : Налей.

Варвар : Будут деньги, будет и вино.

Апостол : Ты нам должен.

Варвар : Я никому ничего не должен.

Апостол : Ты нанял нашу сестру за одну десятую от прибыли.

Варвар : Да, но прибыли не было! Торговля не пошла.

Апостол : Все-таки на один динарий ты наторговал!..

Варвар : И ты хочешь, чтобы я тебе его вернул?

Апостол : Отдай нашей сестре ее долю.

Варвар : У кого я тут, в горах, разменяю динарий?

Апостол : Зачем менять? Выдай нашей сестре ее долю вином.

Варвар : Как?

Апостол : Налей столько вина, сколько полагается за один динарий, и десятую часть отдели.

Варвар : И что получится? Шесть, семь глотков?

Апостол : Пусть будет шесть, нам и шести достаточно. Только не мерь своей глоткой! Лей на глаз.

Варвар : Хорош покупатель. Долго искал. Покупает вино глотками, а я продаю на глаз. Но, постойте, в этом сосуде что-то плещется! По-моему, тут вода!

Апостол : Вода чистая, родниковая. Лей, не бойся.

Варвар : Испортим вино.

Апостол : Нет. Разбавим.

Варвар : Вино разбавлять водой?!

Апостол : Господь запретил народам пить неразбавленное вино.

Варвар : Почему?!

Апостол : От неразбавленного вина человек колеблется, и сами земные устои качаются.

Поставив сосуд, поднял хлеба. “Господи! Ты посещаешь землю в год ее великой жажды, напояешь борозды, благословляешь произрастания, и вот, холмы препоясываются радостью, луга одеваются стадами, долины покрываются хлебами, восклицают и поют! Тебе, Господи!”

Преломив хлеба, Апостол обмакивал куски в разбавленном вине, каждому давал его долю. Ели тихо, молча, целомудренно, насыщая дух безмолвием.

Дак : Вот ведь чудо какое! Один хлеб, и мы, многие, одно тело!!

Варвар : Ты же говорил, что на трапезе поют.

Апостол : Сейчас я скажу слова, а наш брат Финикиец оденет их сладостными звуками.

Финикиец : Слушаю слова.

Апостол (после долгого раздумья) : Если каждая травинка отгородится забором, у нас не будет ни полянок, ни пашни, ни зеленых лугов; если каждый дуб отделится межою, исчезнут рощи, дубравы, леса; если каждая капля возмечтает о собственных берегах, исчезнут реки, озера, моря; если брат пойдет на брата, исчезнут языки, обычаи, отечества; если увлекаться разбрасыванием и пренебрегать собиранием камней, исчезнут печки, дома, храмы; а если нету крыши, то и Бога нет. Вот мои слова.

Финикиец : Дрофа — птица красивая, но — не летает.

Апостол : Да простит меня мой брат Финикиец, но дрофа — это воистину Божья птица! В тяжелые годы она кормит сирот и вдов...

Финикиец : Да-да-да, но — не летает. Ходит, как утка, хотя и при крыльях.

Апостол : Тебе нужно, чтобы летала?

Финикиец : Песни пешком не ходят

Апостол (после долгой паузы) : Хорошо. Подберем что-нибудь летающее.

Финикиец (перебирая струны) : Домашние голуби красивы, но, отяжелев от излишней пищи, летают недалеко. Невысоко. Другое дело лесная горлица. Слетит с веточки, мгновение — и растаяла в небесах!

Апостол : Тебе обязательно, чтобы растаяла!

Финикиец : Истинная песня, как и дикая горлица, слетела с губ, поднялась, растаяла. И всё. Ее больше нет. Она — у Бога.

Апостол : Иди я обниму тебя, дорогой мой брат, ибо то, о чем ты говоришь, это уже не песня, а молитва. И, видит Бог, нашему столу сегодня потребны не столько песни, сколько молитвы. (Обняв и поцеловав.)

Мелодия стала вырываться из глубин, подхватывая слова на лету. Поначалу робко и неумело, потом всё громче и слаженней распелась семья Апостола. Песня отзывалась эхом в горах, уходила далеко в море, и была какая-то тайна в рождении этого распева. Удивленный Варвар, оставив свои котлы, подходит всё ближе и ближе.

Скиф : Ты чего?

Варвар : Как — чего? Чтобы петь. У меня хороший голос.

Дак : Что толку, что голос хорош, если ты не с нами?

Варвар : Как не с вами? Мне тоже омывали руки.

Еллин : Но к преломлению хлебов ты не подошел?..

Варвар : Занят был. Теперь, вот, освободился...

Женщина : Хлеба Благодарения не вкушал...

Варвар : Занят был. Теперь, вот, освободился. И, если что осталось, мне даже любопытно — хлеб с вином...

Пополнившаяся семья начинает песню сначала. Гремели горы, сотрясались дали, звучный женский голос, покрывая всё и вся, подхватил песню, унося ее выше и выше, в небесную синеву, но, когда празднество было в зените, в бухте задребезжал корабельный колокол. Пение оборвалось на полуслове. Поляна замерла.

Варвар (выглянув с обрыва) : Три корабля. Все в пурпуре и золоте. Подплывают.

Дак : Что будем делать?

Скиф : Как — что? Торговать. Для чего мы поднялись в горы?

Дак : Но, все-таки, мы теперь как бы повязаны...