Жан-Батист Мольер - Смешные жеманницы

ГОРЖИБЮС— почтенный горожанин.

Мадлон— его дочь, жеманница.

КАТО— его племянница, жеманница.

ЛАГРАНЖ— отвергнутый поклонник.

ДЮКРУАЗИ— отвергнутый поклонник.

МАРОТТА— служанка жеманниц.

АЛЬМАНЗОР— слуга жеманниц

МАСКАРИЛЬ— слуга Лагранжа

ЖОДЛЕ— слуга Дюкруази

ДВА НОСИЛЬЩИКАс портшезом

ЛЮСИЛЬ, СЕЛИМЕНА— соседки, скрипачи, наемные драчуны

Действие происходит в Париже, в доме Горжибюса

Лагранж, Дюкруази.

Дюкруази.Господин Лагранж!

Лагранж.К вашим услугам.

Дюкруази.А ну-ка, поглядите на меня, только прошу не смеяться.

Лагранж.Что вам угодно?

Дюкруази.Какого вы мнения о нашем визите? Много ли вы им довольны?

Лагранж.Я бы желал слышать ваше мнение. Довольны ли им вы?

Дюкруази.Откровенно говоря, не очень.

Лагранж.Я, признаюсь, глубоко возмущен. Помилуйте! Какие-то чванливые провинциалки жеманятся сверх всякой меры, обходятся свысока с порядочными людьми! Как это они еще догадались предложить нам кресла! И позволительно ли в нашем присутствии все время перешептываться, зевать, протирать глаза, поминутно спрашивать: "А который теперь час?" И на все вопросы ответ один: "да" или "нет". Согласитесь, что, будь мы самыми ничтожными людьми на свете, и тогда нельзя было бы нам оказать худший прием, не так ли?

Дюкруази.Полноте! Вы уж не в меру чувствительны!

Лагранж.И точно, чувствителен… Настолько чувствителен, что хочу проучить этих девиц за дерзость. Я догадываюсь, почему они нами пренебрегают. Духом жеманства заражен не только Париж, но и провинция, и наши вертушки пропитаны им насквозь. Короче говоря, эти девицы представляют собой смесь жеманства с кокетством. Я понял, как удостоиться их благосклонности. Доверьтесь мне, и мы сыграем с ними такую шутку, что жеманницы сразу поймут, как они глупы, и научатся лучше разбираться в людях.

Дюкруази.А в чем состоит шутка?

Лагpaнж.Маскариль, мой слуга, слывет острословом; в наше время нет ничего легче, как прослыть острословом. У этого сумасброда мания строить из себя важного господина. Он воображает, что у него изящные манеры, он кропает стишки, а других слуг презирает и зовет их не иначе как скотами.

Дюкруази.Ну-ну, говорите! Что вы придумали?

Лагранж.Что я придумал? Вот видите ли… Нет, лучше поговорим об этом в другом месте…

Те же и Горжибюс.

Горжибюс.Ну что? Виделись вы с моей племянницей и дочкой? Дело идет на лад? Объяснились?

Лагранж.Спрашивайте об этом у них, а не у нас. Нам же остается только покорно поблагодарить вас за оказанную нам честь и уверить вас в нашей неизменной преданности.

Дюкруази.В нашей неизменной преданности.

Лагранж и Дюкруази уходят.

Горжибюс(один). Те-те-те! Что-то они не очень довольны. Что за причина? Надобно разузнать. Эй!

Горжибюс, Маротта.

Маротта.Что прикажете, сударь?

Горжибюс.Где твои госпожи?

Маротта.У себя.

Горжибюс.Чем они заняты?

Маротта.Губной помадой.

Горжибюс.Довольно им помадиться. Позови-ка их сюда.

Горжибюс один.

Горжибюс.Негодницы со своей помадой, ей-ей, пустят меня по миру! Только и видишь, что яичные белки, девичье молоко и разные разности, — ума не приложу, на что им вся эта дрянь? За то время, что мы в Париже, они извели на сало по крайней мере дюжину поросят, а бараньими ножками, которые у них невесть на что идут, можно было бы прокормить четырех слуг.

Горжибюс, Мадлон, Като.

Горжибюс.Нечего сказать, стоит изводить столько добра на то, чтобы вылоснить себе рожу! Скажите-ка лучше, как вы обошлись с этими господами? Отчего они ушли с такими надутыми лицами? Я же рам сказал, что прочу их вам в мужья, и велел принять как можно любезнее.

Мадлон.Помилуйте, отец! Как могли мы любезно отнестись к неучтивцам, которые с нами так невежливо обошлись?

Като.Ах, дядюшка! Неужели хоть сколько-нибудь рассудительная девушка может примириться с их дурными манерами?

Горжибюс.А чем же они вам не угодили?

Мадлон.Хороша тонкость обращения! Начинать прямо с законного брака!

Горжибюс.С чего же прикажешь начать? С незаконного сожительства? Разве их поведение не лестно как для вас обеих, так и для меня? Что же может быть приятнее? Уж если они предлагают священные узы, стало быть, у них намерения честные.

Мадлон.Фи, отец! Что вы говорите? Это такое мещанство! Мне стыдно за вас, — вам необходимо хоть немного поучиться хорошему тону.

Горжибюс.Не желаю я подлаживаться под ваш тон. Сказано тебе: брак есть установление священное, и кто сразу же предлагает руку и сердце, тот, стало быть, человек порядочный.

Мадлон.О боже! Если бы все думали, как вы, романы кончались бы на первой же странице. Вот было бы восхитительно, если бы Кир сразу женился на Мандане, а Аронс без дальних размышлений обвенчался с Клелией!

Горжибюс.Это еще что за вздор?

Мадлон.Полноте, отец, вот и кузина скажет вам то же, что и я: в брак надобно вступать лишь после многих приключений. Если поклонник желает понравиться, он должен уметь изъяснять возвышенные чувства, быть нежным, кротким, страстным — одним словом, добиваясь руки своей возлюбленной, он должен соблюдать известный этикет. Хороший тон предписывает поклоннику встретиться с возлюбленной где-нибудь в церкви, на прогулке или на каком-нибудь народном празднестве, если только волею судеб друг или родственник не введет его к ней в дом, откуда ему надлежит выйти задумчивым и томным. Некоторое время он таит свою страсть от возлюбленной, однако ж продолжает ее посещать и при всяком удобном случае наводит разговор на любовные темы, предоставляя обществу возможность упражняться в остроумии. Но вот наступает час объяснения в любви; обычно это происходит в укромной аллее сада, вдали от общества. Признание вызывает у нас вспышку негодования, о чем говорит румянец на наших ланитах, и на короткое время наш гнев отлучает от нас возлюбленного. Затем он все же изыскивает средства умилостивить нас, приохотить нас понемногу к страстным излияниям и, наконец, вырвать столь тягостное для нас признание. Вот тут-то и начинаются приключения: козни соперников, препятствующих нашей прочной сердечной привязанности, тиранство родителей, ложные тревоги ревности, упреки, взрывы отчаяния и, в конце концов, похищение со всеми последствиями. Таковы законы хорошего тона, таковы правила ухаживания, следовать которым обязан светский любезник. Но пристало ли чуть не с первой встречи вступать в брачный союз, сочетать любовь с заключением брачного договора, роман начинать с конца? Повторяю вам, отец: это самое отвратительное торгашество. Мне делается дурно при одной мысли об этом.