Александр Островский - Том 5. Пьесы 1867-1870

А если он отписки потеряет
Иль воры их отнимут у него,
Тогда-то что? При старости почтенной,
Ты в грамоте царевой прочитаешь,
Чтоб так тебе не дуровать вперед,
Иль хуже что. И самого-то вором,
Изменником перед царем поставят,
Нашепчут в уши злые шептуны,
Безбожные.

Ну что ты мне толкуешь!
Перед царем в ответе я не буду.
С кем прислано, я с тем и отпускаю.

Ты, батюшка родименький, не любишь
Меня ничуть. Пойдешь ты на воров,
Подумай сам, меня-то на кого же
Покинешь ты!

Тебе не привыкать,
Не первый раз одна ты остаешься.

Тогда не то, теперь другое время:
Я в Тушино попасться не желаю
К мятежникам.

Храни тебя Господь!
Оставлю я охрану понадежней.

Не верю я твоей охране.

Кто же
Убережет тебя?

Гонец московский.
Его оставь.

В уме ли ты, Людмила!
Не ты ль сама сейчас же говорила,
Что молод он и грамоты поверить
Нельзя ему? А как же я поверю
Тебя беречь!

Ты вот что, мой родимый,
Послушайся меня хоть в жизни раз,
Не отпускай его в Москву.

Людмила,
Не говори таких речей безумных!
Ты дочь моя, Сеитова княжна.

И он не смерд, слуга царю такой же.
Ты погоди, не называй безумной,
Я в разуме покуда. Если ж хочешь,
Чтоб вправду я осталась без ума,
Так отпусти его.

Молчи, Людмила!
Не заставляй отца седого слушать
Пустых речей твоих! Молчи, покуда
Не понял я бесстыдного их смысла.

Ты любишь дочь иль нет? Моя погибель
Нужна тебе иль ты желаешь счастья
И радости для дочери твоей?

Уходишь ты?

Прощай!

Скажи мне толком,
Отпустишь ты гонца иль нет?

Не стоит
И говорить с тобою, полоумной!
Ты не стыди себя!

И это слово
Последнее?

Последнее. Прощай!

Так вот она, неволя теремная!
Так вот когда высокий, чистый терем
Мне тесен стал и жизнь моя девичья
Наскучила. Душа на волю рвется,
Хочу любить, любить… Ты, злой старик,
Ты баловал меня и тешил прежде!
Ты вырастил на волюшке меня,
И дай ты мне ту волю дорогую
За милого пойти. Ты дашь мне волю!
Не дашь ее, так я сама возьму.
Ну, нянюшка, старушка, поживее
Веди ко мне любезного дружка
Николушку!

Ах, батюшки! Да в чью же
Ты голову…

Ступай без разговору!
Приказано и кончено.

Пропали
Мы, бедные, несчастные…

Завыли!
На лестницу ступайте, стерегите,
Чтоб не вошел боярин невзначай!

Пускай себе другие девки плачут
По теремам высоким взаперти
И ждут в слезах себе неволи злее:
С немилым жить, с неровней вековать
И девичьи коротенькие слезы
Сменять на бабьи слезы без конца;
Не стану я томить себя слезами,
Ретивому сердечку волю дам
И девичий обычай свой потешу!

Побережней иди! Вот видишь, глупый,
Какая честь тебе! Ты не болтай,
Не сказывай, что я тебя водила
К боярышне, а то себя погубишь,
Ее и нас.

Да ладно.

Ты не бойся!
Поди ко мне, мой писаный красавчик!
Бывал ли ты в девичьем терему?
Ну, сказывай.

Ни разу не случалось,
А хорошо у вас, как словно в сказке,
Не вышел бы.

Ты любишь ли кого?

Я всех люблю. У матушки учился
Сыздетства я речам ее любовным
И ласковым словам; она велела
Мне всех любить и миленькими звать.

А кто учил любить красу девичью?

Своим умом дошел.

Меня ты любишь?

Любить люблю, сказать боюсь; погонишь
Из терема.

Не погоню, не бойся.

Так я скажу.

Ты говори, да больше!
Любовных слов не слышим мы совсем,
А сердце их желает.

Мне на свете
Одна лишь ты и жизнь и радость. Знаю,
Что ты неровня мне, а все тоскую
И плачу по тебе. Со мной ты шутишь
И посмеешься после надо мной,
А мне в тоске сидеть да убиваться
В своем углу.

Постой! Постой! Неправда!

Тебе игра, а мне навеки мука,
И все-таки люблю тебя.

Постой!

Возьми себе на память перстенечек!
Бери любой!

Вот этот дай!

Изволь!
Редриков берет перстень.
Ну, что же ты стоишь? Иль не умеешь
Благодарить?

Умею, да не смею.

Благодари.

Спасибо! Мой возьми!
Серебряный и плохенький, а дорог,
Он матушкин подарок.

Вот спасибо!

Боярышня, беда! Отец идет!

Беги скорей ко мне в опочивальню
И спрячься там! Не выходи, покуда
Не позову сама.

Послушай, дочка!
Немного мне на свете жить осталось.
Последних дней срамить я не хочу.
Давал тебе я волю и поблажку,
Но с той поры, когда в девичий терем,
Забывши стыд, водить ты парней стала,
Запру тебя и сторожей поставлю
С дубинами у окон и дверей.
И всякого, кто в терем твой заглянет,
В тюрьме сгною, тебя в монастыре.