Владимир Дэс - Колбаса

Оба экспоната дремлют.

Наконец включается свет и становятся слышны голоса посетителей.

Фикус и Пал Палыч вздрагивают.

Оба одновременно потягиваются. Раскланиваются друг с другом.

В начале сцены звучала тихая музыка, а затем, как только включился свет, зазвучала бравурная.

Входит, шаркая подошвами, служительница музея, здоровается с Пал Палычем и Фикусом, вешает на них дополнительные таблички: на Пал Палыча – «Кормить разрешается», на Фикус – «Поливать водкой запрещается».

ПАЛ ПАЛЫЧ. Что нового, Матрена Ивановна?

МАТРЕНА ИВАНОВНА. Налог новый ввели, то ли на жизнь, то ли на смерть, не поймешь. Одно понятно: велят умирать побыстрее, мешаем, мол, им.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Кому это «им»?

МАТРЕНА ИВАНОВНА. Да уж знамо кому… ( Уходит, бормоча что-то себе под нос.)

ПАЛ ПАЛЫЧ (Фикусу). Вот видишь, там уже с ума помаленьку сходят, а мы с тобой здесь – в сытости и тепле. Правда, ты без водки, я без Зойки.

Входят Зоя под руку с Художником и Чижиков под руку с Евой.

Пал Палыч вначале радостно пытается подскочить, но, увидев Художника рядом с Зоей, замирает.

Фикус радостно хлопает листьями.

Звучит песня «Разлука, ты, разлука…» Зоя подходит к Пал Палычу, высвобождая свою руку из руки Художника. Тот курит сигару и, оставив ее с Пал Палычем, подходит вместе с Чижиковым и Евой к Фикусу.

ЧИЖИКОВ (хвастливо). А мне Еву отдали.

ХУДОЖНИК. Тебе Евой заплатили.

Ева моментально щелкает зажигалкой и подносит ему. Чижиков торжествующе обводит взглядом окружающих .

ХУДОЖНИК. Ева, огня!

Ева моментально подносит зажигалку и ему. Художник щелкает Чижикова по носу. Чижиков от огорчения ломает сигарету и, оглянувшись по сторонам, подходит к Зое с Пал Палычем.

ЧИЖИКОВ. Пал Палыч, а помните девятьсот тысяч, которые я вам дал в тот день, когда вас сняли? (Пал Палыч делает вид, что не понимает, о чем разговор.) Так они фальшивые!

Пал Палыч вздрагивает. Зоя замирает. Чижиков, довольный, что сделал гадость, уходит со сцены, утаскивая за собой Еву.

ПАЛ ПАЛЫЧ И ЗОЯ( одновременно ). Как фальшивая?!

Художник отходит от Фикуса, напоследок пыхнув на него дымом. Фикус радостно тянется к табачному облаку.

ХУДОЖНИК( Пал Палычу и Зое). Точно, фальшивая. Ее вон тот пьянчуга облезлый нарисовал. Заменил единицу на девятку – и готово!

Показывает на Фикус, который при этих словах съеживается в комок. Зоя отскакивает от Пал Палыча, из рук ее падают плошка, ложка. Хватает свою сумочку, роется в ней.

ЗОЯ. Я нутром чуяла: тут какой-то подвох, раз сказал, чтобы я лейку на эти деньги купила. Негодяй! Ладно, я ее отложила на черный день ( Роется и наконец находит бумажку.) Нашла! ( Бросает купюру в лицо Пал Палычу.) Правильно тебя в музей засадили!

Зоя выбегает.

Художник медленно, торжественно, как человек тоже сделавший свое черное дело, огибает Пал Палыча и Фикус, медленно читает таблички, напевая при этом «Сердце красавиц склонно к измене…»

Потом уходит и он.

Пал Палыч судорожно хватает фальшивую купюру. Суетится, не зная, что с нею делать, куда сунуть.

В зал входят Пролетарии.

Пал Палыч зажимает полумиллионную бумажку в кулаке.

Пролетарии осматривают Фикус, а затем замечают Пал Палыча и вытягиваются в струнку, рассмотрев пониже таблички «Экспонат» надпись «Начальник».

ПАЛ ПАЛЫЧ. Что вы, что вы… Встаньте! ПРОЛЕТАРИИ (хором, мотая головами). Не встанем!

Оба восхищенно и преданно смотрят на Пал Палыча.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Нет, встаньте!

ПРОЛЕТАРИИ. Не встанем (и вдобавок начинают кланяться: стукаются лбами об пол.)

ПАЛ ПАЛЫЧ( громко, властно). Встать, немедленно!

ПАЛ ПАЛЫЧ. Стоп, стоп. Ну что вы? Здесь плакать не положено – здесь музей. Лучше бы сходили к этим новым начальникам да устроили бы там бунт.

ПРОЛЕТАРИИ( испуганно ). Что вы, что вы, мы бунтовать не будем.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Почему?

ПРОЛЕТАРИИ. Боимся.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Чего?

ПРОЛЕТАРИИ. Что обещать перестанут.

ПАЛ ПАЛЫЧ. Чего обещать?

ПРОЛЕТАРИИ. Скорой лучшей жизни.

ПАЛ ПАЛЫЧ (после паузы). И что, давно так обещают?

ПРОЛЕТАРИИ. Давно, как перестройка началась. Да мы не верим. Но уж больно красиво обещают – послушаешь и жить хочется. А бунтовать что толку, напугаются, разбегутся, кто нам врать будет?

ПАЛ ПАЛЫЧ. Да, невесело. Так вы бы тогда хоть в свою любимую пивную сходили, глядишь, там найдете начальника.

ПРОЛЕТАРИИ. Нет. Начальники сейчас в пивные не ходят, все больше на теннис и презентации. А нас туда не пускают даже полы подметать, говорят, что мы делаем все не так. У них, оказывается, при любой работе думать надо, а мы думать не умеем, нас этому не учил никто. Мы только вспоминать можем, а думать не получается. Нам бы старого начальника да старый заводик по выпуску чего-нибудь шибко совсем ненужного. (Оглядываясь по сторонам). Давайте, мы вас выкрадем?

Пролетарии, представив такую идиллическую картину, смотрят друг на друга. Встают, отряхивают колени, берут деньги, рассматривают, перешептываются.

ПЕРВЫЙ ПРОЛЕТАРИЙ. Какая-то новая.

ВТОРОЙ ПРОЛЕТАРИЙ. Никогда о таких не слыхал.

ПЕРВЫЙ ПРОЛЕТАРИЙ. Может, ненастоящая?

ВТОРОЙ ПРОЛЕТАРИЙ. Дурак, ее же начальник дал.