Айдар Павлов - Патрул

Отшельник с улыбкой чешет за ухом:

- Я слышал, Патрул Ринпоче проще.

- Может и не Патрул Ринпоче, - отмахивается бродяга. – Все кричат: «Ринпоче! Ринпоче!» Я-то откуда знаю, Патрул это Ринпоче или Дудул Ринпоче - какая разница?

Дилго жизнерадостно смеется. Отшельник с сомнением смотрит на гостя: все ли у него дома? По первым минутам гость производит впечатление восьмилетнего пацана.

- Где эти наставления? – внезапно утихнув, спрашивает Дилго. К нему возвращается почтительность, пронзительный взгляд и желание получить дхарму.

Отшельник берет в руки текст Патрула Ринпоче, прикладывает к голове.

- Как вы думаете… - проникновенным голосом произносит гость. - Такому старому бродяге, как я, не поздно заниматься Дхармой?

- Думаю, заниматься Дхармой никому не поздно.

- А с чего лучше начать?

- Начнем с четырех благородных истин. Будда шесть лет провел в пустыне только для того, чтобы осознать первую благородную истину. Наверно, вы ее знаете… - Монах с надеждой смотрит в лицо гостя, определяя степень его готовности.

Бродяга беспечно пожимает плечами. Он ничего не знает. Отшельник понимает, что придется начинать с нуля и тоном судьи, оглашающего приговор, произносит:

- Проведя в отшельничестве шесть лет, Будда понял, что вся жизнь – любая форма жизни, любая мысль, любое наше действие, - ничто иное как страдание. Нет ни одной жизни, которая не являлась бы скрытым или явным выражением страдания. Если вы это осознаете, вы готовы следовать Будде. Если вас это шокирует, то вам придется хотя бы немного поумнеть, прежде чем войти во врата дхармы, – строго постулирует монах, предвидя, что на этом разговор может закончиться. - Но впоследствии вы все равно придете к осознанию благородной истины о страдании. – Уже мягче добавляет он.

Бродяга отступать не собирается:

- Да ну? – Оживляется он. - А если я царь? Какое же у меня страдание?

- На шее царя висят сотни тысяч страдальцев, которых надо вовремя кормить, наказывать и воспитывать. А может, и посылать на войну. Если вы царь, вы посылаете тысячи людей на бессмысленную бойню, они убивают тысячи себе подобных, и все это записывается на ваш кармический счет. – Указательный палец Монаха показывает в растерянное лицо бродяги. – Хотите стать царем, милейший, или останетесь путешественником?

- Я… пожалуй, останусь путешественником, - отвечает Дилго с усмешкой простофили.

- Будда сделал тот же выбор: он расстался царством, как с плевком, и ушел в одинокий затвор. – Выдержав паузу, монах задает контрольный вопрос: - Действительно ли вы понимаете, что любая жизнь является страданием?

- Да, да, да, - безропотно кивает ученик.

- Итак, вы приняли первую благородию истину Будды, - провозглашает учитель. – Все остальные истины Будды являются лишь развитием истины о страдании.

Затворник практически «расстрелял» гостя с высоты своих обширных познаний.

- Скажите, - тихо интересуется ученик, снизу вверх глядя на ортодоксального учителя. – Если есть благородная истина о страдании, значит, должна быть благородная истина о сострадании? – Так ребенок спрашивает: «Ты любишь меня, мама? Ну, почему ты сегодня такая злая?»

Монах потрясен тоном и взглядом пришельца.

Попробуй ответить отрицательно или даже произнести слово, если понимаешь, о чем идет речь. Все, что до этого объяснял отшельник, осыпалось подобно сухим листьям с дерева. Железная маска педагога растаяла. Глаза Барчунга Гампо стали влажными.

Дилго с тихим смехом по-отечески треплет плечо отшельника.

Горы и долины Тибета. Картины природы. Вечер.

В домике отшельника. Барчунг в одиночестве вдохновенно выполняет простирания, читая молитву:

- Да освободятся все существа от страданий и причин страданий. Да освободятся все существа от страданий и причин страданий…

Вид вокруг домика отшельника. Раннее утро. Несколько очаровательных картин природы.

По тропинке в гору поднимется бродяга, как всегда, полностью сливаясь с пейзажем.

В доме отшельника. Монах продолжает простираться. Молитва больше не звучит. Заходит бродяга. Монах вскакивает на ноги. Оба кланяются друг другу.

- Привет, Барчунг!

- Привет, Дилго, привет!

- Хорошая погода, - улыбаясь, говорит странник. – Отличная погода.

Монах выглядывает за дверь. В темное помещение врывается свет и цвет великолепного утра. Барчунг счастлив. Похоже, он еще не выходил из дома - с рассвета простирался.

- О-о! - гость с уважением кивает на коврик монаха.

- Каждый день я делаю триста простираний.

Монах собирается свернуть коврик.

- Хорошая идея, - одобряет гость, останавливая хозяина. – Можно?

- На здоровье, - разрешает тот.

Бродяга выполняет на коврике монаха полные простирания перед алтарем.

- Хороший коврик, - хвалит он, закончив. – Мягкий, комфортный коврик.

Монах не замечает иронии.

- А мне казалось, вы зрелый практикующий, типа махасидхи, - уже без иронии продолжает Дилго. – Думал, вы давно закончили отбивать поклоны. Думал, простирания нужны только тупицам типа меня.

- Подлинные йогины простираются всю жизнь. Великий Лонгченпа семь лет простирался и читал мантру Ваджрасаттвы, пока сам не стал как Ваджрасаттва.

Монаху, наконец, удается свернуть коврик, он на него садится. Гостю предложено сесть на более удобную подушку.

- Перед учением давайте споем молитву, - говорит монах.

Он начинает распевать «Драгоценную бодхичитту». Дилго, поймав мелодию, подпевает. За кадром идет перевод:

- Драгоценное всепроникающее сострадание!

Пусть зародится оно там, где еще не зародилось,

Да не убудет там, где уже зародилось,

И пусть распространится все дальше и дальше!»

Во время молитвы монах украдкой заглядывает в лицо бродяги. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что у драгоценного сострадания сейчас есть шанс распространиться до звезд.

Очередной день учений. Панорама гор, долин.

По знакомой тропинке в гору поднимается странник. Дверь в домике монаха открыта. На пороге стоит Барчунг Гампо в ожидании ученика. Дилго приближается к дому.

В доме монаха.

Учитель и ученик вновь распевают «драгоценную бодхичитту» перед началом занятий:

- Драгоценное всепроникающее сострадание!

Пусть зародится оно там, где еще не зародилось,

Да не убудет там, где уже зародилось,

И пусть распространится все дальше и дальше!»

Пока Барчунг Гампо дает учение, мы совершаем экскурсию по танкам, украшающим его келью. Авалокитешвара, Белая и Зеленая Тары, Будда Амитабха, - главные герои сцены.

- Природа Будды присутствует в каждом живом существе, - рассказывает монах. – Но буддой становится лишь тот, кто отважился поставить свою невидимую природу превыше всего видимого. Будда осознал себя несуществующим, но не испугался, не стал искать новый способ рождения. Он признал в природе несуществования самого себя. И тот час же испытал великую любовь и великое блаженство. И все существующее оказалось на несуществующей ладони Будды. Как нити марионеток сходятся в руке артиста, так все живые существа сосредоточены в несуществующей природе Будды.