Уильям Шекспир - Антоний и Клеопатра

Основан для такой великой цели,

Что мелких распрей знать мы не должны.

Проявим снисходительность друг к другу.

Ожесточенный спор по пустякам

Разбередит, а не излечит раны.

Итак, прошу, высокие собратья,

Чтоб ваша речь, больных касаясь мест,

Была мягка; чтоб гнев не омрачал

Теченья дел.

Хорошие слова.

(Жестом приветствует Цезаря.)

Будь даже мы врагами, перед битвой

Я б точно так приветствовал тебя.

Добро пожаловать.

Благодарю.

Садись.

Садись ты первый.

Ну, как хочешь.

Садятся.

Ты, слышно, осудил мои поступки,

В которых нет дурного; если ж есть,

Тебя они никак не задевают.

Смешон я был бы, если бы сердился —

К тому же на тебя — по пустякам.

Еще смешней я был бы, осуждая

Поступки, не имеющие вовсе

Касательства ко мне.

А как смотрел ты

На то, что я в Египте?

Точно так же,

Как ты смотрел на то, что в Риме я.

Вот если бы против меня в Египте

Ты строил козни, было бы мне это

Не все равно.

Что значит — строил козни?

А разве это нужно объяснять?

Твоя жена и брат со мной сражались,

Ты был основой домогательств их

И клич их боевой был — Марк Антоний!

Неверно это. Именем моим

Брат Люций и не думал прикрываться:

Я верные свидетельства собрал

От тех, кто воевал в твоем же стане.

Да разве он, поднявшись на тебя,

На власть мою не покусился этим,

Не воевал со мной, с тобой воюя?

Ведь дело общее у нас с тобой.

И я о том тебе уже писал.

Нет, если ссору хочешь ты состряпать,

Не на таком огне ее вари.

Превознести ты хочешь сам себя,

Изобразив меня несправедливым;

Но это значит стряпать оправданья.

Нет, нет. Уверен я, что ты способен

Разумно рассудить: как мог бы я.

Товарищ твой по общим начинаньям,

Подвигнуть брата на его мятеж.

Которым нашему грозил он делу?

Что ж до жены — тебе бы я желал

Когда-нибудь жену такого нрава.

Легко в узде ты держишь треть вселенной,

Но вот попробуй обуздать жену.

Эх, кабы у нас у всех были такие воинственные жены! Тогда можно было бы и в походах не лишаться женского общества.

Я сожалею, Цезарь, что мятеж,

Который подняли против тебя

Ее неукротимость и горячность

(В содружестве с тщеславием), наделал

Тебе хлопот. Но чем я мог помочь?

Тебе писал я, но ты занят был

Тогда александрийскими пирами.

Ты отложил письмо, не прочитав,

И выгнал моего гонца с насмешкой,

Не выслушав его.

Но твой гонец

Ко мне без позволения вломился.

Я только что торжественным обедом

Трех чествовал царей и был тогда

Не в деловом расположенье духа.

Назавтра же я сам призвал гонца,

Что было равносильно извиненью.

Не стоит нам и говорить об этом.

Других причин для ссоры поищи.

Ты мне поклялся и нарушил клятву.

Меня же упрекнуть ни в чем подобном

Язык твой не дерзнет.

Помягче, Цезарь!

Оставь его, Лепид!

Пускай он продолжает. Честь моя

Не убоится этих подозрений.

Ну, Цезарь, дальше, — я нарушил клятву…

…По первой просьбе помогать мне словом

И делом. Я просил — ты отказал.

Верней сказать, не проявил вниманья.

То было время… Словно бы дурман

Тогда мое сознанье помутил.

В чем виноват — винюсь. Признаньем этим

Достоинство мое я не унижу,

Могущество мое не пошатну.

Быть может, Фульвия своею смутой

Меня хотела вырвать из Египта

И я — невольная причина бед;

Тогда прошу прощения — в той мере,

В какой просить возможно без урона

Для чести.

Благородные слова.

Не лучше ли оставить обсужденье

Былых обид? Забыть их — это значит

О настоящем вспомнить, а оно

Велит вам примириться.

Справедливо.

Попросту говоря, ссудите друг другу, малую толику взаимной приязни, с тем чтобы вернуть этот долг, когда замолкнет даже и слух о Помпее. Тогда вам будет нечего делать, вот и грызитесь себе на здоровье.

Ты воин, и не больше. Помолчи.

Я и забыл, что правда колет глаз.

Ты слишком распустил язык. Молчи.

Ну ладно, ладно. Буду нем как камень.

Хоть грубо сказано, но суть верна.

Едва ли мы останемся друзьями,

Коль не достигнем в действиях единства.

И если б знал я, где найти тот обруч,

Который мог бы снова нас скрепить, —

Его искать пошел бы на край света.

Позволь мне, Цезарь.

Говори, Агриппа.

Твоя сестра, Октавия, превыше

Любой хвалы, а славный Марк Антоний

Теперь вдовец.

Остановись, Агриппа!

Услышав эти речи, Клеопатра

Была бы вправе обвинить тебя

В преступной дерзости.

Я не женат.

Пускай Агриппа речь свою продолжит.

Чтоб сделать вас друзьями навсегда,

Чтоб ваше братство укрепить и вам

Связать сердца нерасторжимой связью,

Пускай Антоний назовет супругой

Октавию, чья красота должна

Стать достояньем лучшего из смертных;

Чье целомудрие и добронравье

Красноречивее, чем все слова.

Такой союз мгновенно уничтожит

И малый спор, что кажется большим,

И тайный страх, большой бедой чреватый.

Сейчас вы полувымысла боитесь,

Тогда ж и быль вам будет не страшна.

Любовь Октавии к обоим вам,

Заставив вас друг друга полюбить.

К вам привлечет всеобщую приязнь.

Простите смелость слов, но эту мысль

Во мне давно уж выпестовал долг.

Что скажет Цезарь?

Пусть сперва Антоний

Ответит, что он думает об этом.

Какой же властью облечен Агриппа,

Чтобы уладить дело, если я

Скажу ему: «Да будет так, Агриппа»?

Всей властью Цезаря он облечен

И Цезаревой властью над сестрой.

Мне не пригрезился бы и во сне

Отказ от столь счастливого союза.

Дай руку, Цезарь. Пусть отныне братство

Скрепляет нас, ведя к осуществленью

Великих целей.

Вот моя рука.

Так никогда брат не любил сестру,