Иван Лажечников - Христиерн II и Густав Ваза

               А отец?

Отец?.. Еще задолго до того
Против насилия последний крик его
В морской пучине заглушён

О, Господи! и жив еще злодей!
Нож, нож!

     Нет ничего!.. Обломком стула...
Подушкой...

      Тише, тише, ты разбудишь
Его.

   Да, разбужу, чтоб смерть
Ужаснее лицом к лицу он видел...

Безумный! стоит лишь — удар шнурка,
И стража явится скорее мысли.
Хотя б успел?.. зачем?.. он должен жить:
Я требую того... ты мне клялся.

Клялся безумный!.. да!

           И не было кому
Позора матери досель отмстить!

Был сын у ней еще... Гаральд: я — старший,
А ты — меньшой.

         И ты, ты столько лет
Жизнь маешь на земле, ешь, пьешь и — шутишь?

Шучу!.. шучу, любезный брат!..
Да мало этого, я забавляю
Убийцу матери моей, отца,
Когда печален он, гоню печаль
С чела, изрытого злодейской думой;
Служу ему лазутчиком, слугой,
Какого он вернее не имел;
И более — его хранитель — гений,
Смотрю за ним я неусыпным оком,
Как за дитёй своим, чтобы убийцы нож
Его на праздниках народных не коснулся,
Чтоб яду не подсыпали ему
На тайных оргиях, в любимое вино:
Все сам я пробую сперва... Шучу,
Любезный!.. но пора придет — развязка шутке!
Он должен жить, я говорю,
И будет долго жить, пока Господь
Не позовет его к суду другому.
Уж близок грозный срок — покуда тайна —
И жизнь ему тошнее будет смерти.
Беду он эту и во сне не видит.
Все помыслы, все бытие его
Теперь устремлены, как плен Густава
Упрочить навсегда: а там... куют
На самого железа вечные.
Но чтобы силы разделить злодея,
Чтоб жертвой лакомой развлечь его,
Скорей дадим свободу Эриксону —
На этих днях... тем лучше, чем скорей,
Пока лукавый упоен счастливым
Успехом замыслов своих лукавых,
Пока не родилися подозренья.
Ты будешь помогать... не спрашивай,
Где, как и чем; узнаешь, время будет.

Готов исполнить все, хоть в ад вели
Сойти, чтобы достать орудья мести.

Теперь я расскажу тебе, где был я
По смерти матери, и от кого
Узнал я тайну нашего семейства.
Короток мой рассказ: к монахам отдан,
И там воспитан был у иезуита.
Духовника он матери был друг
И, искушению когда прошла пора,
Он рассказал мне все, что слышал ты.
Тогда же в сердце зароилось мщенье;
Рука моя не раз кинжал точила;
Но я, лукавством искушен, другой
Искусней и вернее план придумал.
Христьерн шутов любил: я сделался шутом,
И скоро шутками обитель возмутил.
Ютландии правитель, Магнус Мундс,
Меня увидел... полюбил, увез,
Пристроил у себя, направил к цели...
И наконец Христьерну подарил.
Три года здесь...

         Неужели он не знает,
Что ты Кронсгельма сын?

            Проникнул тотчас,
Меня ж ни в чем не подозревает он.
Что до тебя, безвестный сирота,
Воспитан королем, пошел ты в гору
И у руки его стоишь, любимый паж!

Недаром я его возненавидел.

Вот все... Да, да, я позабыл сказать,
Был сын у них, отвергнутый законом.

Где ж он?

     Быть может, первый детский крик
Его в полночный час был задушен
Наемного рукой злодея; может быть,
И видела одна луна, как ангел смерти
На зеркале холодных вод писал
Таинственный свой круг... Мир мертвым!

Полночный час!.. Святой, великий час!
В последний раз, когда ее я видел,
Под белой пеленой она в гробу лежала.
Как хороша была с венком на голове
Из белых роз!

       Кто?

          Мать! улыбкой мертвых губ,
Казалось мне, со мной еще хотела
Беседовать...

       Пахнул откуда ветер!

Затворены все двери, и никто
Не смеет в этот час...

           Мне страшно что-то;
Мороз меня насквозь проникнул.

                Боже!
Она.

   Она?.. Тень милая, помедли!

Прости, что мы встревожили твой прах,
И дай благословенье нам, родная!

Екатерина, сжалься!.. Дети, о скажите,
Что вы счастливы... Ради Бога.

Король!

    Ужасный призрак!
Кровь, кровь на нем; струями
Бежит с его одежды.

          Лужа
Кровавая под ним стоит.

            О, Боже!..
Сгинь, сгинь, проклятое виденье!

                    Дети!

Я думала, сын мой!.. Нейдет!.. Здоров ли?
Не новое ль грозит ему несчастье?

Здоров и, ласками коварными опутан,
Не мыслит, что отца могилу ими
Скрывают от него.

          Вот как! он-то
Заставили, и мать забыть. Ведь это ласки
Христьерна, короля трех королевств,
Не дряхлой пленницы!..

          Несправедлива
Не будь. Вчера, лишь только он ступил
На датский берег, первой мыслью, первым
Его желаньем было броситься
В объятия твои; но донесли,
Что заперлася ты и спишь сном крепким.
Сейчас он будет.