Леонид Леонов - Избранное

Мосальский. Конвойная рота.

Виббель. Да, так. Wir müssen in alte Loch zurük [10] Придётся возвращаться в прежнюю дыру. .

Вскинув два пальца к козырьку и всё ещё поглядывая по углам, он поворачивается к выходу. Для прочности воздействия Фаюнин решается даже преградить ему путь.

Фаюнин. А ведь только, господин майор, от них вреда нету… от мышек. (Наглядно показывая, как это делается.) Её в уголочек загонишь, пальчиками этак сдавишь шеечку… и в форточку. Сальтоморталь — и всё!

Виббель ускоряет шаг. Не отставая, Фаюнин убегает за ним.

Мосальский (уже вежливо) . Скажите, доктор… Я не очень верю этой лисе. Сюда действительно забегали мыши?

Таланов (в лицо) . И крысы, господин офицер.

В глазах Таланова не читается и следа насмешки. Мосальский неохотно берётся за скобку двери. Вернувшийся Фаюнин, облизывая губы, сторонится в дверях.

Фаюнин. Видали, как пробка, у меня вылетел! Вопите «ура», Иван Тихонович: сам буду жить у вас. (На радостях он даже пытается обнять Таланова.) Зато уж потесню маненько... кабинетик-то отберу. Временно! Крупной фирме место только в Москве. Кстати, я его и на новоселье пригласил. Четверть века именин не справлял… теперь уж по-новому стилю их отпляшем. Подарков не жду, а уж с супругой пожалуйте!

Таланов. Вряд ли выйдет, мы люди больные…

Фаюнин. Не пренебрегайте: сам Шпурре будет. Пригодится! Насчёт Андрея подумайте. И хотя… (загадочно) мы его, возможно, ещё нынче вечерком сами увидим, политически важно, чтоб это исходило именно от вас. А ведь ловко придумано: добро пожаловать! Шпурре так распалился, что аж искры от него летят, как эти словца услышит.

Таланов. Я устал, я устал от вас, Фаюнин.

Фаюнин. Лечу. Ещё в управу надо, потом мертвяков немецких хоронить, потом с жителями совещание… Дела! Вы пока вещи-то переносите, а вечерком и сам переберусь. Ауфвидерзен, что значит, будьте здоровеньки, господин эскулап!

И, сделав ногами балетный росчерк, убежал. Минуту Таланов стоит посреди, повторяя: «Обезьяны, обезьяны…» Потом начинает снимать фотографии со стен. За этим делом и застаёт его Анна Николаевна .

Анна Николаевна. Что ты делаешь, Иван?

Таланов. Освобождаю место, Аня. Здесь предполагается обезьянник.

Анна Николаевна закутывает голову шерстяным платком.

Далеко собралась?

Анна Николаевна (с досадой) . И ведь запретила из дому выходить. Солдаты шляются по городу, трезвые хуже пьяных… Аниска пропала, Иван.

Войдя через заднюю дверь, Ольга проходит к себе за ширму.

Хоть Ольга-то вернулась, слава богу. (Громко.) Оля, к тебе два каких-то товарища пришли по школьным делам.

Ольга. Ничего, подождут.

Анна Николаевна ушла.

Таланов. Что у тебя в школе, Ольга?

Ольга (Почти беспечно) . Как всегда, мама оказалась права. Из ребят никто не явился. (Она вышла, взяла хлеб со стола.) Ужасно проголодалась.

Таланов. Что же ты делала в школе?

Ольга. Заглянула в класс. Пустой, неприбранный… И только сквозняк Африку на стенке шевелит. Там окно разбито.

Таланов. Одно разбито… или несколько?

Опустив руку с хлебом, Ольга пристально смотрит на отца.

Мы жили дружно, Оля. И у тебя никогда не было от нас секретов. Но вот приходят испытания, и ты выдумываешь разбитое окно… и целую Африку, как могильный камень, нагромождаешь на нашу дружбу. Ты рассеянная. Ты даже не заметила, что школа-то сгорела, Оля.

Ольга (ловя руки отца) . Милый, я не могла иначе. Я не имею права. Ты же сам требуешь, чтоб я дралась с ними… мысленно требуешь. Кого же мы, Фёдора тудапошлём? (Нежно и горько.) И я уже не твоя, папа. И если пожалеешь меня — уйду. (И сквозь слёзы ещё неизвестная Таланову нотка зазвучала в её голосе.) Ах, как я ненавижу их… Речь их, походку, всё. Мы им дадим, мы им дадим урок скромности! И если пушек не станет и ногти сорвут, пусть кровь моя станет ядом для того, кто в ней промочит ноги!

Таланов. Вот ты какая выросла у меня. Но разве я упрекаю или отговариваю тебя, Ольга... Оленька!

Ольга. И не бойся за меня. Я сильная… и страшная сейчас. В чужую жалобу не поверю, но и сама не пожалуюсь.

Таланов. Вытри слёзы, мать увидит. Я пока взгляну, чтó она, а ты прими своих гостей. (С полдороги, не обернувшись.) Фаюнин обмолвился, что вечером намечается облава. Так что, если соберёшься в школу…

Ольга (без выражения) . Спасибо. Я буду осторожна.

Отец ушел. Ольга отворила дверь на кухню. Она не произносит ни слова. Так же молча входят Егоров , рябоватый, в крестьянском армяке; и другой, тощий, с живыми чёрными глазами, — Татаров , в перешитом из шинели пальтишке. Говорят быстро, негромко, без ударений и стоя.

Кто из вас придумал назваться школьными работниками? На себя-то посмотрите! А что в доме живёт врач и вы могли порознь притти к нему на приём, это и в голову не пришло?

Татаров. Верно. Сноровки ещё нет. Учимся, Ольга Ивановна.

Егоров. Ничего. Ненависть научит. Мужики-то как порох, стали, только спичку поднесть. (Передавая свёрток в мешковине.) Старик Шарапов велел свининки Ивану Тихоновичу передать: жену лечил у него… Видела Андрея?

Ольга. Да. Он очень недоволен. В Прудках разбили колунами сельскохозяйственные машины. Зачем? В Германию увезут или стрелять из молотилок станут? Паника. А в Ратном пшеницу семенную пожгли. Прятать нужно было.

Егоров. Не успели, Ольга Ивановна.

Татаров (зло) . А свою успели?

Ольга. И все забывают непрерывность действия. Чтоб каждую минуту чувствовали нас. Выбывает один — немедля, с тем же именем заменять другим. Партизан не умирает… Это — гнев народа!

Дверь распахнулась. Ничего не понять сперва: шум, плач, чей-то востренький смешок. Не замечая посторонних, вбежала Анна Николаевна .

Анна Николаевна. Быстро, дай что-нибудь тёплое… юбку, одеяло, всё равно!

Ольга. Что случилось?.. с папой? Ты вся дрожишь, мама!

С силой, непривычной для женщины, Анна Николаевна выдернула из-под кровати чемодан Ольги и наспех выхватывает вещи. Ольга выглянула в прихожую.

Она под машину попала, мама?

Анна Николаевна (убегая с ворохом вещей) . Самовар поставь… и корыто железное из чулана сюда!

Ольга (гостям) . На кухню. Там договорим.

Егоров и Ольга уходят. Татаров задержался: ему видна прихожая. По его осуровевшему лицу можно прочесть о происходящем там.