Гарольд Пинтер - День рождения

МАККЕН. Сюда?

ГОЛДБЕРГ. Сюда.

МАККЕН. Ты уверен?

ГОЛДБЕРГ. Уверен.

Пауза.

МАККЕН. Что надо делать?

ГОЛДБЕРГ. Не суетись, Маккен. Сядь.

МАККЕН. А ты?

ГОЛДБЕРГ. Что, я?

МАККЕН. А ты не сядешь?

ГОЛДБЕРГ. Сядем вместе. (Маккен ставит чемоданы на пол и садится к столу слева.) Откинься на спинку, Маккен. Расслабься. Что с тобой делается? Я вывез тебя к морю. Так отдыхай. Наслаждайся жизнью. Учись расслабляться, Маккен, иначе ты ничего не достигнешь в жизни.

МАККЕН. Конечно, Нэт, я буду стараться.

ГОЛДБЕРГ (садясь к столу справа). Все дело в дыхании. Поверь мне. Это давно доказано. Вдох, выдох, вдох, выдох — не напрягаться, дыхание ровное. Попробуй, от тебя не убудет. Посмотри на меня, Маккен. Когда я учился в школе, дядюшка Барни регулярно вывозил меня к морю — два раза в месяц, по пятницам — как часы. Брайтон, Кэнви Айленд, Ротингдин, — дядюшка Барни был человек широкий. После завтрака в субботу мы шли на пляж, брали пару шезлонгов, отдыхали. Потом катались на лодке, наблюдали прилив, отлив, любовались заходом солнца… Золотые были деньки, ты уж поверь мне, Маккен. (Мечтательно.) Дядюшка Барни. Одет был всегда с иголочки. Джентльмен до мозга костей. Теперь таких не встретишь. Помню у него был дом в пригороде Бейсинстока. А каким уважением в обществе он пользовался! А культура! Боже мой, не говорите со мной о его культуре. Это был образованнейший человек. Знал все языки. В любой стране чувствовал себя как дома.

МАККЕН. Послушай, Нэт…

ГОЛДБЕРГ (мечтательно). Да, теперь таких не встретишь.

МАККЕН. Нэт, откуда ты знаешь, что это тот самый дом?

ГОЛДБЕРГ. Что?

МАККЕН. Откуда ты знаешь, что это тот самый дом?

ГОЛДБЕРГ. А почему бы и нет? Почему ты думаешь, что это не тот дом?

МАККЕН. Я не заметил номера не воротах.

ГОЛДБЕРГ. Я вообще никогда не смотрю на номера.

МАККЕН. Не смотришь?

ГОЛДБЕРГ (развалясь в кресле). Знаешь чему учил меня дядюшка Барни? Дядюшка барни учил меня, что слово джентльмена дороже денег. Поэтому, когда я ехал на дело, я никогда не брал с собой денег. Как правило, со мной ездил кто-нибудь из моих сыновей. Так он, бывало, прихватит немного мелочи на газету, узнать, как там наши крикетисты на чужом поле. Во всем остальном мне всегда верил на слово. Достаточно было назвать свое имя. О, я всегда был деловым человеком.

МАККЕН. Я не знал, что у тебя есть дети.

ГОЛДБЕРГ. Как может быть иначе. Разумеется, у меня была семья.

МАККЕН. Сколько детей у тебя было?

ГОЛДБЕРГ. Двух моих младших мальчиков я потерял… в катастрофе. Но старший — этот вырос настоящим человеком.

МАККЕН. Чем он теперь занимается?

ГОЛДБЕРГ. Я сам часто себе задаю этот вопрос. Да-а. Эмануэль. Такой скромный мальчик. Все, бывало, молчит, слова лишнего не скажет. Я называл его Тимми.

МАККЕН. Эмануэля?

ГОЛДБЕРГ. Ну да, Мэнни.

МАККЕН. Мэнни?

ГОЛДБЕРГ. Конечно, это же уменьшительное от Эмануэль.

МАККЕН. Мне показалось, ты назвал его Тимми.

ГОЛДБЕРГ. Ну и что?

МАККЕН. Послушай, Нэт, тебе не кажется, что мы слишком долго ждем?

ГОЛДБЕРГ. Не распускайся, Маккен. Надо держать себя в руках. С тобой стало невозможно работать. Что ты маешься, как на похоронах?

МАККЕН. Да, правда, я не в себе.

ГОЛДБЕРГ. Правда? Да, это правда. Это больше, чем правда. Это факт.

МАККЕН. Наверно, ты прав.

ГОЛДБЕРГ. В чем дело, Маккен? Ты перестал доверять мне?

МАККЕН. Что ты, Нэт, как я моту не доверять тебе?

ГОЛДБЕРГ. Я рад слышать это. Но что с тобой творится: в деле ты кремень, а до дела — трясешься как осиновый лист.

МАККЕН. Я и сам не знаю, Нэт. Когда я работаю, я сразу успокаиваюсь. Стоит мне приняться за дело, и я в норме.

ГОЛДБЕРГ. Что касается дела, я тобой доволен.

МАККЕН. Спасибо, Нэт.

ГОЛДБЕРГ. Между прочим, на днях я говорил о тебе. И дал тебе отличную аттестацию.

МАККЕН. Очень благородно с твоей стороны, Нэт.

ГОЛДБЕРГ. Эта работа свалилась на нас, как снег на голову. Конечно, они обратились ко мне. К кому же еще. И знаешь, кого я попросил себе в помощники?

МАККЕН. Кого?

ГОЛДБЕРГ. Тебя.

МАККЕН. Это так великодушно с твоей стороны, Нэт.

ГОЛДБЕРГ. Пустяки. Ты способный человек, Маккен.

МАККЕН. Эта похвала много значит в устах такого влиятельного человека, как ты.

ГОЛДБЕРГ. Да, не стану отрицать, я пользуюсь некоторым влиянием.

МАККЕН. Еще бы.

ГОЛДБЕРГ. Что толку отрицать собственное влияние.

МАККЕН. Тем более такое!

ГОЛДБЕРГ. Что-что, а это отрицать бессмысленно.

МАККЕН. Да, что и говорить, ты много сделал для меня. Я очень признателен тебе за это.

ГОЛДБЕРГ. Ну, довольно.

МАККЕН. Ты всегда был хорошим христианином.

ГОЛДБЕРГ. В каком-то смысле.

МАККЕН. Я давно хотел сказать, что очень признателен тебе.

ГОЛДБЕРГ. Не стоит повторяться.

МАККЕН. Ты прав, Нэт.

ГОЛДБЕРГ. Не стоит повторяться.

Пауза. Маккен подается вперед.

МАККЕН. Послушай, Нэт, я хотел тебя спросить…

ГОЛДБЕРГ. Что еще?

МАККЕН. Эта работа… нет, ты послушай… Мы никогда раньше не делали такую?

ГОЛДБЕРГ. Ай, ай, ай, ай, ай.

МАККЕН. Нет, скажи, и я не буду больше спрашивать.

Голдберг встает со вздохом, обходит стол. Помолчав, говорит монотонно, как бы заученно.

ГОЛДБЕРГ. Главный и кардинальный пункт поставленного задания в корне отличается от всего того, что тебе известно. Хотя определенные элементы — лишь в некоторых отношениях, разумеется, — могут напоминать предыдущие операции. Здесь все зависит от поведения объекта. В любом случае, Маккен, могу тебя уверить, что задание будет выполнено и миссия завершена успешно без какого-либо ущерба для нас двоих. Ты удовлетворен?

МАККЕН. Вполне. Спасибо, Нэт.

Слева входит Мэг.

ГОЛДБЕРГ. Миссис Боулс, если не ошибаюсь?

МЭГ. Да, что вам угодно?

ГОЛДБЕРГ. Вчера мы беседовали с вашим мужем. Он не передавал вам?

Мы знаем, что вы любезно предоставляете комнаты джентльменам. Я приехал с другом. Мы хотели бы устроиться поудобнее. И вот мы здесь. Меня зовут Голдберг, а это — мистер Маккен.