Александр Галин - Лицо

Молчание.

Дранков. Вы действительно инвалид войны, Арнольд?

Брагин. Выходит что так, Шура.

Соловьёва. Какой он тебе Арнольд! Ты можешь запомнить: он Николай, Коля.

Ольга. Он Андрей!

Соловьёва. Ой, я уже тоже поплыла… от этого вина. Надо и мне коньяка выпить… Андрей, извините.

Брагин. Да я и на Колю согласен. (Наливает ей). Шура, и вам капельку? А?

Дранков. Нет, благодарю. (Соловьёвой.) Видишь, я себя вполне контролирую. (Ольге.) Дарья… не знаю вашего отчества…

Брагин. Она Ольга Илларионовна.

Дранков. Прекрасное имя и отчество. Я запомню. Кажется, я во всём разобрался: у вашего мужа произошла потеря лица. Я правильно вас понял, Арнольд?

Брагин. Всё так, Шура! Всё так!

Дранков. И что? Да у нас, Оленька, это как весеннее ослабление организма, как банальная простуда – это не диагноз даже. Лицо потеряли все. Я тоже. И наша Елена Анатольевна потеряла. Я боюсь смотреть на твои ранние фотографии, Лялька, – это хроника из цикла «Кто убил любимую». Какое лицо у тебя было смешное… прелестное!..

Соловьёва. Ну о твоём лице, Шура, говорить не стану, пощажу молодёжь.

Дранков (Ольге). А сказать я хотел вам вот что. Вы ведь любите его, вам только кажется, что ненавидите. Вы сейчас сильнее его и, видимо, всегда были сильнее. А он, думаю, хотел вам доказать, что он мужчина. Увы, женщины уже давно сильнее нас, что, по-моему, печально… Но признайтесь самой себе: любить вы хотите больше, чем ненавидеть?

Ольга (неожиданно, Дранкову). Простите меня… ради Бога простите! Я на колени встану…

Пытается встать на колени. Дранков поднимает её.

Дранков. Что вы, что вы!..

Ольга. Правы! Во всём правы: я себя не помнила!

Дранков. А этого нельзя, милая! Женские тюрьмы полны такими женщинами… У одной ревность, у другой любовь…

Соловьёва. Хватит её мучить! Какие «тюрьмы»?!

Ольга. Да, я стала злая, злая… Но меня же растоптали! Как было пережить всё это? Ведь я же не знаю, кто я: жена… не жена…

Дранков. Во-первых, милая моя Дашенька…

Соловьёва (кричит). Да Оленька она, Оленька!

Дранков. Да-да… Оленька. Вы всё приняли близко к сердцу. Я просто ворчал на вас… По-стариковски. Конечно я старик! Но называйте меня Шурой. Потому что я не чувствую себя стариком… Да, встать с постели уже не так легко, как раньше, и в зеркало я стараюсь не смотреть… Меня приглашают читать лекции большие университеты, у меня есть звания, ордена… – мне этого уже ничего не надо. Одного прошу: не хороните меня раньше времени. Я – Шура. Лялька, в подпитии, называет Шурочка – так меня звала и мама. Отец, когда умирал, говорил мне: «Шурка, не плачь…» – а я оказался слабее его и слёз не сдержал… Я уже так близко от моего отца, как будто он там, в вестибюле… с Зарифом разговаривает…

Заплакал. Молчание.

Соловьёва. Надо ему налить коньяка, иначе сейчас рыдания начнутся до утра.

Брагин. Шура! Зелёный свет получен – можно двигаться. За поворотом завод коньячных вин.

Дранков. Я не хочу больше никем быть. Только Шурой. Вот и вам никем не надо быть – только Дашенькой!

Соловьёва. Дашенькой ей не надо быть.

Дранков. Я сразу, несмотря на трудности с вестибулярным аппаратом, успел заметить, как вы обворожительны! (Брагину.) Это тот тип женщины, мой друг, который себя не предлагает. Поздравляю, вы разглядели женщину!

Соловьёва. С опозданием!

Дранков. Всё время пытаюсь докричаться до наших мужчин: разглядите женщину! Написал об этом книгу «Чужая душа» – я там всё о женщине. Вот посмотрите на нас с Лялькой. Я у неё четвёртый по легальному, так сказать белому, списку, сколько было в теневом – боюсь даже представить!

Соловьёва. О себе, милый.

Дранков. Но я разглядел, вы знаете, за этой суровостью полевого хирурга такие, я вам доложу, запасы нежности! А внешне, действительно, – просто базука, а не женщина. Арнольд, поверьте, Лялька пройдёт у оружейников.

Брагин. Уже прошла – я же потомственный оружейник.

Дранков. Мне жалко её. Я иногда думаю, какие ей сны снятся? Да, все хотят продлить себе жизнь – таков наш земной удел. Поэты кричат, поэты стонут о бессмертии души, о прекрасном, а вокруг – хоровод масок, натянутых за уши. Вы знаете, я никогда не был в её клиниках, она меня не пускает. Я говорю: ну я же врач, я всякое видел. И вдруг недавно, естественно в сильном опьянении, она мне призналась: «Ты людей возненавидишь, и меня вместе с ними»…

Соловьёва (Дранкову). О себе, милый, о себе.

Дранков. А что можно сказать обо мне? Я всю свою сознательную жизнь спасал людей от депрессии, тоски и неверия в завтрашний день. Ко мне приходили те, кто вспоминал о душе с большим опозданием. Конечно, Дашенька права…

Соловьёва. Оленька.

Дранков. Оленька… Что такое! Что у меня с головой?! Это вино. Южная Италия. Они там все расслабленные – солнце, море… мозги плавятся… Оленька права: не надо копить злобу, ненависть и зависть, надо стараться избавить себя от этого. Человек настроен природой на позитив… Смотрим вокруг – не находим позитива. Ну бывают такие исторические отрезки! Ну нет позитива! Но мы живы – что довольно большая удача в нашей стране. Теперь мысленно представьте эту гору черепов величиной от Земли до Луны… эту гору усопших, отошедших в миры иные, подумайте о тех, кто уже не пыль даже, а просто ничто – вакуум, пустота… Они ушли откуда пришли: в космос, в ничто. А мы пока ещё есть… Лица у нас уже не те, но всё-таки мы ещё живём! За что? За какие заслуги нас с вами держат на этом свете? Я руководил замечательной кафедрой, практиковал, у меня была элитная, как теперь говорят, клиентура. Откуда они все повылезали! Откуда весь этот карнавальный гиньоль? эти рожи? Боже мой! Гойя! Иероним Босх! Как будто к нам спустился с чёрных небес какой-то десант из зазеркалья! Где же человеческие лица?.. Или приходит безликий, чистенький, пахнет парфюмерными бутиками… Ну пятьдесят тебе… пятьдесят пять… Но ты же уже на вершине Олимпа, что тебе ещё? «Помогите, профессор, у меня страх». – «Чего ты боишься?» – «Боюсь умереть… Всё есть, а одной жизни оказалось мало. Эту я уже потратил…» Вот от этого все наши превращения – не помним даже лица своего. Арнольд, Дашенька, вы мне помогли, я сегодня понял: мне надо ехать заканчивать карьеру в какую-нибудь провинциальную больницу, где я начинал… в Тихвин. Тебе, Лялька, тоже надо туда ехать…

Соловьёва. В Тихвин. Аул там купим, аксакал.