Виктор Славкин - Взрослая дочь молодого человека: Пьесы

Вера Васильевна. А это одно и то же.

Желковская. Так учила ваша мама?

Вера Васильевна. Ты не имеешь права! Ты ее не знала! У тебя тройка по литературе! Стыд! Молодая девушка! Троечница! Не любить Лермонтова! Ты изверг!.. Изверг!..

Желковская. Успокойтесь!

Вера Васильевна. Не трогай мою мать!..

Желковская. Выпейте воды.

Вера Васильевна (успокаиваясь). Извини.

Желковская (рассматривая книгу). Ценная книга.

Вера Васильевна. Тройка — тоже отметка. Мама любила троечников. Говорила: они крепче.

Желковская. Но и двойки я тоже ни разу не схватила.

Вера Васильевна. Знаешь, когда он первый раз пригласил меня в кино, мне тоже смешно стало. Думала, дожила. Ну а когда еще билеты на последний ряд оказались, тут я просто чуть не расхохоталась. Пришли сидим. А он смотрит кино одним глазом. Нет, буквально: один глаз закрыл, другим на экран смотрит. «Адмирал Ушаков» шло.

Желковская. Нахимов.

Вера Васильевна. Ушаков.

Желковская. Нахимов с одним глазом.

Вера Васильевна. Я его спрашиваю: «Ты почему один глаз закрыл?» Я тогда еще с ним на «ты» была… У нас так — сначала я ему «ты», он мне «вы», потом наоборот — он мне «ты», а я ему «вы»… Потом уж окончательно запутались… «Ты почему один глаз закрыл?» — спрашиваю.

Желковская. Для стереоэффекта.

Вера Васильевна. А ты откуда знаешь?

Желковская. Кино снимают киноаппаратом. Одним объективом, как бы одним глазом, поэтому и смотреть на экран надо тоже одним глазом. Возникает иллюзия стереоскопии.

Вера Васильевна. Я смотрела кино, как курица, профилем.

Желковская. В кинотеатре повторного фильма крутили вашего «Адмирала», он меня потащил, сидели на последнем ряду, и он заставлял меня закрывать один глаз.

Вера Васильевна. Ну и что?

Желковская. Что-что?

Вера Васильевна. Как тебе фильм?

Желковская. Никакого стереоэффекта!

Вера Васильевна. Точно!

Желковская. Хоть правый закрой, хоть левый.

Вера Васильевна. Хоть оба!

Желковская. Банан!

Вера Васильевна. Но я смотрела левым и делала вид, что пушка с экрана едет на меня. Ой, боюсь!..

Желковская. А я ему сразу сказала.

Вера Васильевна. Зря.

Желковская. Ну все же плоско! Плоско все!

Вера Васильевна. Нет, кое-что было.

Желковская. Почему вы в пальто?

Вера Васильевна. Ты тоже одета.

Желковская. Яс улицы. Расстегнитесь хотя бы. Здесь тепло. Шляпку-то можно снять.

Вера Васильевна. Ты хочешь сказать, что она мне не идет?

Желковская. Идет, почему же.

Вера Васильевна. А тебе надо носить косынки. Повязала на голову и пошла. У меня есть подруга, она косынки расписывает. Я тебе одну подарю — уникальную. Тоже дочка учительницы.

Желковская. Тоже литературы?

Вера Васильевна. Нет, пани Желковская, химии. У нее что-то с вестибулярным аппаратом. С детства. Она ни на чем ездить не может — ни на поезде, ни на автомобиле… Когда по телевизору море показывают, она сидит в своем кресле и нюхает соленую воду с йодом.

Желковская. «Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…»

Вера Васильевна. Вот я к ней и перееду. Где что на кухне ты знаешь. Кран на ночь надо завязывать тряпкой. Он иногда начинает течь сам по себе и может разбудить. Тряпкой обмотать — и конец в раковину. Вода бесшумно стекает вниз. У вас будет своя квартира.

Желковская. Я ничего не понимаю, что вы мне тут говорите.

Вера Васильевна. Вот мой чемодан. Я его уложила с утра. Только, решила, рубашки поглажу… Мне там будет хорошо.

Желковская идет к себе в комнату и сразу же появляется оттуда с чемоданом. Ставит его рядом с чемоданом Веры Васильевны.

Некоторое время на сцене тишина.

Вера Васильевна. Тебе опять смешно?

Желковская. «Молодая одинокая женщина снимет квартиру на длительный срок. Лет на шесть, на семь». Мне больше не нужно.

Вера Васильевна. Я тебе ее сдаю. Я сдаю тебе ее, понимаешь. На сто лет!

Желковская. Мне она не подходит. Мне нужна неудобная однокомнатная, с совмещенным санузлом, без холла и балкона, с маленькой кухней. Чтобы второй человек в ней просто не помещался.

Вера Васильевна. Но мы не можем уйти сразу обе. У него нет ключа.

Желковская. Положим под коврик.

Вера Васильевна. Это опасно. Сейчас по подъездам ходят разные люди и заглядывают под коврик.

Желковская. Можно оставить у соседей.

Вера Васильевна. Ты знаешь, там большое профессорское жилище, библиотека шикарная от родителей осталась — «Брокгауз и Ефрон», «История государства Российского», Мережковский… Вот, говорят, если быть все время среди молодежи, сам молодеешь. А нет! Ты же все время видишь разницу — твое лицо и их лица, фигура, походка, голос… Не жизнь, а сплошная диаграмма. А с ровесниками легко. Стареем вместе! Нога в ногу! Миллиметр в миллиметр! У тебя морщина — у меня морщина, у тебя хондроз — у меня склероз, у тебя инфаркт — и у меня тоже что-нибудь веселенькое… Но мы помним друг друга молодыми и до самой смерти называем себя девочками. Вот и будет у нас детский сад! Ты что, против?

Желковская. Нет.

Вера Васильевна. Я уже в пальто. Мой чемодан ближе к двери. Я машину заказала. Номер 28–03. Остаешься?

Желковская. Да.

Вера Васильевна. Вот и хорошо. Я исчезаю. (Подхватывает свой чемодан, идет к двери.)

Желковская. Вы мне обещали косынку подарить.

Вера Васильевна. А, да! Расписана по рисунку Шагала. Мама одно время жила в Витебске и знала их всех. Только мне надо ее найти… У тебя одной такая будет. Но условие — не держи ее в шкафу. Повязала на голову и иди. Поняла?

Желковская. Да. Теперь я буду носить только косынки.

Вера Васильевна. Молодец! (Оставив свой чемодан у порога, идет в свою комнату.)

Желковская быстро пишет что-то на листе бумаги, через который Вера Васильевна гладила рубашки, сворачивает листок и кладет его возле чашки. Затем встает, берет свой чемодан и быстро выходит из квартиры.

Некоторое время сцена пуста. Из своей комнаты выходит Вера Васильевна. В руках у нее косынка. Вера Васильевна видит, что в комнате никого нет. Опускается на стул.

Вера дура. (Сидит с косынкой в руке.)

Звонок в дверь. Вера Васильевна еще немного посидела и пошла открывать. Это Евгений. С большой коробкой в руках. Ставит коробку у двери.