Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв

— Я не могу уйти, не повидавшись с Айшой, — сказала Марина, толкая дверь в комнату, где умирала ее подруга.

Мухаммед был поражен, увидев ее, но не двинулся с места и был просто не в состоянии что-то сказать. Марина встала возле постели Айши, молча взяла ее за руку, потом тихонько погладила по лицу.

Когда Аниса вошла в палату, она увидела там Марину и Мухаммеда. Они сидели рядом, не глядя друг на друга, словно их разделяла непреодолимая стена.

Позднее она сказала Вади, что Мухаммеду следовало бы попросить Марину уйти. Однако ответ Вади ее озадачил.

— Думаю, тетя Айша с этим бы не согласилась.

Аниса не могла понять странных взаимоотношений между семьей Зиядов и обитателями Сада Надежды. Не то чтобы она плохо относилась к Мириам или к бедняжке Саре, да и против Марины она ничего не имела, но при этом считала, что в сложившейся ситуации этой дружбе необходимо положить конец. После всего случившегося невозможно делать вид, будто ничего не произошло. «У них есть свои погибшие, у нас — свои, — говорила Вади Аниса. — И хотим мы того или нет, они всегда будут стоять между нами». Тем не менее, у нее сложилось впечатление, что Вади, хоть и не торопится ей возражать, но признавать ее доводы тоже не спешит.

Наступило 13 апреля; пошел уже четвертый день после резни в Дейр-Ясине. В этот день группа палестинских арабов напала на медицинский конвой, состоящий из еврейских врачей и медсестер, которые пытались пробиться в больницу на горе Скопус, на окраине Иерусалима. Из ста двенадцати человек в конвое в живых остались лишь тридцать шесть. Нападавшие вели себя с той же остервенелой жестокостью, как и те, что напали на Дейр-Ясин. Но самое отвратительное — убийцы решили сфотографироваться рядом с телами погибших.

Вади раздал фотографии гостям Омара Салема. Настроение у них упало, поскольку еврейские Силы обороны снова захватили Кастель, не говоря уже о резне в Дейр-Ясине, из-за которой сотни палестинцев решили бросить имущество и бежать, опасаясь той же участи.

— Эти снимки позорят всех нас, — заявил Вади, перебирая фотографии, с которых на него самодовольно взирали мужские лица.

— Нападение на конвой — наш ответ за Дейр-Ясин, — мрачно ответил Омар Салем.

— Могу только догадываться, что они нам устроят в следующий раз! — голос Вади сорвался на крик, от которого все присутствующие едва не оглохли. — И чем мы им ответим? Да продерите же наконец глаза, посмотрите, что творится на улицах Иерусалима! К чему нам убивать их женщин, зная, что в ответ они убьют наших детей? Может, хватит уже?

— Так чего же ты хочешь? — с вызовом спросил Омара Салем.

— Мы должны остановить это безумие, — ответил Вади. — Нужно просто сесть и поговорить начистоту — только мы и они, без всяких посредников. И если уж воевать — так честно, по-мужски, чтобы не страдали женщины и дети.

Эти слова Вади вызвали волну всеобщего негодования.

Тарек, муж Наймы, поднялся ему навстречу.

— Такие злодеяния — неизбежные спутники любой войны, — сказал он. — Мы ничего не можем с этим поделать. Ты же сам был солдатом и знаешь, что бывают ситуации, когда остается только мстить.

— А мне хотелось бы знать, почему стоявшие в Айн-Кариме солдаты так долго тянули кота за хвост, вместо того чтобы сразу прийти на помощь жителям Дейр-Ясина, — ответ Вади озадачил собеседников.

— Когда мы узнали об этой бойне, было уже поздно, — сказал один из них.

— Мы все скорбим по твоему дяде Юсуфу, — сказал Омар Салем. — Он был нашим другом, и ты сам знаешь, что никому на свете я не доверял так, как ему. Но мы не вправе позволить скорби затмить разум, а тем более, сделать нас слабыми. Мы должны продолжать борьбу, пока не изгоним их с нашей земли.

— Мой дядя мертв, жена Рами тоже.

— Но Аллах оказался милостив к твоей тете Айше, — напомнил Тарек.

— Она уже очнулась и без конца спрашивает про мужа и сына, — ответил Вади.

— Она может ими гордиться; имена этих мучеников навсегда останутся в нашей памяти, — произнес Омар Салем.

— Тетя предпочла бы видеть их живыми.

— Мы собрались здесь, чтобы попытаться предотвратить массовое бегство наших братьев, — напомнил один из приглашенных.

— Мы ничего не сможем сделать, люди напуганы убийством в Дейр-Ясине, — сказал другой.

— В любом случае, все вернутся. Когда закончится британский мандат и англичане уйдут, мы выгоним евреев, мы рассчитываем на обещания Сирии, Египта и Ирака, да и у короля Абдаллы нет другого выбора, кроме как нам помочь, — Омар Салем, похоже, ни в чем не сомневался.

— Посмотрим, — ответил Вади.

Мухаммед молчал, пока выступал его сын. Вообще-то, он и вовсе его не слушал, как и всех остальных. Все ночи напролет он обдумывал план мести. Он уже не был молод, и силы были не те, но все же еще достаточные для задуманного. Он узнал, где живут двое убийц из Дейр-Ясина. И эти двое отплатят за остальных.

Не успел он поделиться планом с Вади, как сын начал его отговаривать. Иногда он задавался вопросом — как у Вади получилось подавить в себе желание отомстить? Он учил его, что иногда нет других способов ответить на оскорбление. Омар Салем прав, когда говорит, что убийство врачей и медсестер — это ответ на резню в Дейр-Ясине. Око за око. Так гласит священная книга евреев. Но Мухаммеда не устраивала коллективная месть. Он не мог спать по ночам, потому что перед ним вставали образы Рами, Шайлы и Юсуфа, требующие отмщения.

В ту ночь он тоже не мог уснуть, даже приняв приготовленную Сальмой микстуру. Он слышал шепот Вади и Анисы, которые, по всей видимости, обсуждали случившийся ужас.

«Мы хотя бы не голодаем», — подумал Мухаммед. С тех пор как арабы перерезали дорогу между Тель-Авивом и Иерусалимом, город оказался в осаде, по крайней мере для евреев, и они уже страдали от голода. Но у Мухаммеда слишком болела душа, чтобы им сочувствовать. Он был солдатом и знал, что война идет рука об руку с голодом и нищетой. Но все же его успокаивала мысль, что в Саду Надежды пока еще есть еда. Это Кася решила выделить часть земли для выращивания овощей, ими они и питались, а Марина продолжала ухаживать за садом.

Едва рассвело, Вади отправился в школу. Он так и не смог уснуть и всю ночь проворочался с боку на бок.

Навстречу ему попался брат Августин с чашкой кофе в руке. Он казался несколько потерянным, словно мысли его бродили где-то далеко.

— Скоро же ты вернулся, — сказал он. — Хочешь кофе?

— Я так и не смог уснуть в эту ночь, — признался Вади.

— Повсюду идут бои, выстрелы всех перебудили. С каждым днем приходит все меньше детей, родители боятся, что даже здесь небезопасно.

— Что будет, когда британцы уйдут?

— Не знаю, Вади, не знаю. Евреи прочно укрепились на территории, назначенной им ООН, и всячески дают понять, что тоже могут кусаться.