Мария Арбатова - Пробное интервью на тему свободы

Олег. На Луне нет города Нью-Йорка.

Маргарита. Откуда ты знаешь? (Подходит к Олегу.) Месяц тому назад я отправила туда письмо с одной американкой. У самолета загорелся мотор, еле сели в Польше. У нее стресс. Она не может об этом говорить. Информационная блокада. Он не подходит к телефону и поджигает самолеты с письмами. Он меня не любит! Понимаешь? (Достает из сумки письмо, мажет клеем, пришлепывает к стене.) Может, так дойдет, а?

Олег. Я зашел за книжкой.

Тимур. Давай все заклеим письмами.

Маргарита. Письмами? (Подходит к столу, берет в руки кастрюлю с клеем.) Почему так мало клея?

Тимур. Кончится, еще сварим.

Маргарита (подносит кастрюлю к ключицам, зажмуривается и опрокидывает клей на себя) . А теперь давай обнимемся втроем и засохнем, чтоб никто не разлучил. Как Лаокоон с сыновьями.

Олег. Это не ко мне. (Выходит.)

Маргарита. Ты забыл книжку.

Тимур. И кисточку для бритья.

Олег. В следующий раз. (Хлопает дверью)

Маргарита (смотрит на часы) . Через два часа у меня встреча. Отнеси меня в душ, а то я не высохну.

Тимур (берет ее на руки) . Раз клей кончился, значит, сегодняшняя норма выполнена. Ни одной другой женщине я бы никогда не позволил так обращаться с собой.

Маргарита. Я помню, милый, я потому так и обращаюсь, что помню.

Тимур. Фу, какая липкая, какая противная.

Маргарита. По-моему, очень сексуально.

Тимур. Так и будешь его ждать? Всю оставшуюся жизнь? На Путивле-стене?

Маргарита. Так и буду.

Пауза.

Тимур. Пацифизм – это СПИД. Иди в душ ногами. (Ставит ее на пол, отряхивается от клея.)

Маргарита. Какой ты мелочный! (Уходит.)

Тимур (крутит глобус, поет) .

Квартира Вадима Петровича.

Маргаритасидит в кресле и курит, Вадим Петровичприносит кофе, разливает его по чашкам.

Вадим Петрович. Так что случилось?

Маргарита. Много.

Вадим Петрович. Вы как-то странно выглядите. И волосы…

Маргарита. Да. Волосы мокрые. Упала в озеро. Кормила лебедей, загляделась на воду и упала. Вода – она, знаете, тянет.

Вадим Петрович. А где вы взяли лебедей?

Маргарита. У Новодевичьего монастыря. Я там живу. А что, никого нет?

Вадим Петрович. Нет.

Маргарита. И не будет?

Вадим Петрович. И не будет.

Маргарита. Вы решили меня трахнуть?

Вадим Петрович. Послушайте, Маргарита, по-моему, это вы позвонили с утра в истерике и попросили о встрече.

Маргарита. Я. Ой, у меня колготки поехали! Надо же! (Задирает юбку, смотрит колготки все выше и выше.)

Вадим Петрович (становится спиной к ней) . Разберитесь сначала с колготками, потом будем разбираться с проблемами.

Маргарита. Спасибо. Не поворачивайтесь, пожалуйста, еще секунду. (Вынимает из сумки диктофон, включает, прячет обратно в сумку.) Ну надо же, последние колготки!

Вадим Петрович. Видимо, падая в озеро, вы зацепились ими за водяного.

Маргарита. Можете поворачиваться.

Вадим Петрович (садится, пьет кофе) Вы сказали, что у вас неприятности.

Маргарита. По-вашему, упасть в озеро – это приятность?

Вадим Петрович. Значит, вы явились просто потому, что вам захотелось увидеть меня.

Маргарита. Вы помните, как мы познакомились?

Вадим Петрович. Конечно, вы пришли брать у меня интервью, а сами выпросили денег на какую-то газетенку. В результате выяснилось, что вам не нужно ни то, ни другое.

Маргарита. Мне нужны вы. Немножко. Хотя я знаю, что вы предадите.

Вадим Петрович. Я?

Маргарита. Вы! Закон жанра. Я сама его вывела. Мужчина-отец предает, а мужчина-сын не предает. Отец старше, он знает, что умрет раньше. А что такое смерть, как не предательство? Он подсознательно запрограммирован на предательство. А мужчина-сын подсознательно помнит, что он будет хоронить. Поэтому после разрыва с мужем я выбираю только мужчин-сыновей.

Вадим Петрович. Зачем вы пришли?

Маргарита. Мне приснилось, что мы с вами занимаемся любовью. Знаете где? В вагоне метро. Поезд идет, все смотрят, но как-то наплевать. И очень хорошо. И какая-то нежная нежность. Хотя, конечно, с элементами геронтофилии. Давайте монетку бросать – если орел, то я раздеваюсь, а если решка, то нет.

Вадим Петрович. Если вам этого действительно хочется, то зачем монетка?

Маргарита. А если не хочется, то тем более. Бросаю три раза. (Достает монетку, бросает.) Орел! (Бросает второй раз.) Решка! (Бросает третий раз.) Ой, укатилась! (Лезет под диван.) Не видно! Ой, решка! Как жалко!

Вадим Петрович. А зачем кидали?

Маргарита. Надоело принимать решения в области половой жизни.

Вадим Петрович. Маргарита, вы новый тип женщины: бескорыстная оторва. Когда я вижу ваше обезьянничанье, я понимаю, какой же я старый гриб. В мое время таких не было. Все оторвы гребли под себя. Теперь они сидят в своих тутанхамоновых гробницах и вспоминают, как они гребли. Потому что в мое время женщина могла позволить себе отвязанность только в обмен на шубы, бриллианты, сервизы. Иначе общество ее не понимало, да и она себя не понимала. А вы веселитесь, как карась на сковородке! А шкурка подгорает, румянится. И хочется вас остановить, но предложить вам нечего.

Маргарита. Предложите хотя бы водки.

Вадим Петрович (подходит к бару, достает бутылку и рюмки, разливает) . За что пьем?

Маргарита. За свободу!

Вадим Петрович. От всего?

Маргарита. Какая же это свобода, если от всего? И вообще, Вадим Петрович, что вы знаете о свободе?

Вадим Петрович (пьет) . Видите ли, Риточка, для вас свобода – это голяком по Красной площади бегать. Про это я действительно ничего не знаю и, признаться, никогда не силился узнать. И не потому, что неинтересно, а просто… не до того было. А потом, ведь это не свобода, это игра в жмурки со своими комплексами. А я со своими играл в другие жмурки. Моя свобода заключалась в моем праве на самоуважение, и то, что я был коммунистом, ничего на самом деле не меняло. Я знаю диссидентов, которым руки подать нельзя. Кто-то говорил, что каждый человек стоит ровно столько, сколько он действительно сделал минус его тщеславие. Тут ведь дело не в цвете погон, а в…