Грег Гамильтон - Снукер

Дороти. – Посмотри на этот зад, умник! Посмотрите на эти ягодицы! Эти бедра! А эти ноги – Венера Милосская отдыхает! Та-рам-там. Та-рам-там-там-там!.. Опа!..

Двигая всеми частями тела в зажигательном ритме «ча-ча-ча», Доротипокидает бильярдную. Хлопает дверь.

Джефри. – Вот уж что у моей матушки действительно лучше, чем у Венеры Милосской, – так это руки. Грех такое говорить о собственной матери, но на месте Клайда я бы предпочел общество Венеры. Красивая, постоянная температура тела, и молчит. Всегда! Не стареет. Не носит джинсов. Не вызывает никаких иных чувств, кроме восторга. Ни на что не претендует. Ни с кем себя не сравнивает, потому что всем известно, что она лучше всех. Трудно представить, что та особа, которая послужила моделью скульптору, была вздорной, мелочной и пустой, закатывала скандалы своему мужу, обвиняя его в неверности – его, почтенного отца семейства, воина, философа и трибуна! – изменяя ему со всяким встречным, в том числе и со скульптором – человеком, несомненно, талантливым, но лишенным всяческих принципов. На склоне дней, правда, она несколько поумерила свой пыл, но к тому времени почтенный отец семейства, воин и трибун окончательно спился и в редкие минуты просветления слонялся по морском берегу, проклиная свои седины… Каждый из нас придумывает себе образ, и только потом начинаются поиски оригинала, который почти никогда ему не соответствует. У некоторых, как у вашего покорного слуги, набирается целая галерея образов, приятно разнообразящих жизнь. Матушка поощряет развитие новых форм в живописи. Бывшая супруга, не щадящая ни себя, ни других в стремлении устроиться в жизни, постоянно влезает в какие-то истории, из которых ее приходится извлекать не иначе как с помощью экскаватора. Доченька, розовое существо, в котором глаза и банты некогда занимали половину площади фотографии в полный рост, после неудачного замужества порхает с курорта на курорт, меняя любовников со скорострельностью автоматической винтовки. Какие-то горлопаны орут свои псалмы у подножия Стоунхенджа на закате в июле. Дюжина отчаянных парней вознамерилась что-то покорить и усердно тренируется в барах Амстердама и Парижа. Мне еще повезло, что эта публика ищет себя в столь невинных областях человеческой деятельности. Хотя и одинаково дорогостоящих… И за все это вынужден платить я…

Появляется Лукреция Фейзероу.

Лукреция. – Такова родительская доля, сэр. Я, правда, не испытала радостей материнства, но я к ним готова и надеюсь когда-нибудь…

Джефри. – Если бы вы поспели к началу этой печальной истории, Лукреция, то, вероятно, не высказывались бы о возможном развитии событий с таким энтузиазмом. Сначала она появляется на свет. Потом она вырастает. Между первым и вторым событиями проходит всего лишь каких-нибудь двадцать лет – срок сам по себе настолько непродолжительный, что ты просто не успеваешь зафиксировать происшедших в ней изменений. А когда ты вдруг начинаешь понимать, что эти изменения завели ее отнюдь не на поляну, полную земляники, ничего уже нельзя сделать. В один прекрасный день некий молодой человек, неразборчивый в ягодах, просит у вас ее руки, а в другой, еще более радостный для него и неблагоприятный для вас, эту руку он же вам возвращает… Когда я узнал, что они разводятся, я решил: уничтожу мерзавца!

Лукреция. – Мир его праху!

Джефри. – Он жив, женился во второй раз, счастлив и благоденствует.

Лукреция. – Неужели такое возможно: жениться, быть счастливым и процветать?

Джефри. – Представьте, да, хотя в это и невозможно поверить. Вероятно после брака с моей дочерью, заставившего его кардинально изменить взгляд на жизнь, ему попалось нечто особенное, полностью отвечающее его нынешним воззрениям… Что это мы все о благополучии других? Давайте озаботимся собственным. В этот непогожий зимний день нет лучшего средства для успокоения разгулявшихся нервов, чем старое доброе виски – непременный атрибут добропорядочной английской семьи – и партии в снукер. Поддержите тенденцию к расслаблению, мисс Фейзероу. Махните стаканчик!

Лукреция. – Я на работе.

Джефри. – Которая в том и заключается, чтобы следовать всем моим прихотям. Ну так и последуйте. Что вам плеснуть? К чему склоняется ваша неприкаянная душа?

Лукреция. – В настоящий момент она очень даже на месте, сэр.

Джефри. – Значит, вам хорошо у нас?

Лукреция. – Капельку мартини, если не возражаете…

Джефри наполняет бокалы.

Джефри. – Возражаю? Да я просто мечтаю вас напоить и этим воспользоваться!

Лукреция. – Теперь понятно, к чему сводятся ваши прихоти.

Джефри. – Я нормальный мужчина, Лукреция, но, знаете, вы не в моем вкусе. Да…

Лукреция. – Это радует, сэр.

Джефри. – Скажу вам по секрету: с тех пор как я начал ощущать себя лицом определенного пола, питаю пристрастие к длинноногим блондинкам. Так заурядно, правда? Отпрыск из благополучной английской семьи, и тот бы внес в этот вопрос какое-то разнообразие… Когда я упомянул о том, что надеюсь воспользоваться вашим состоянием, буде вам вздумается напиться, я имел в виду возможность выиграть у вас в снукер.

Лукреция. – Весьма своеобразная трактовка маневра, который вот уже столько веков все мужчины на Земле трактуют совершенно определенно… С вашего разрешения я начну.

Джефри. – Прошу вас, Лу!

Лукреция наносит первый удар. Последующий диалог происходит под стук шаров.

Лукреция. – Надо было ударить чуточку посильней.

Джефри. – Одно из несомненных достоинств таких неофициальных турниров, как наш, заключается в том, что во время игры мы можем обмениваться мнениями и комментировать удары друг друга. Представляете, что было бы, если бы в финальной серии на Кубок мира после неудачного удара Ронни О’Салливан сказал бы Стивену Хенри: «Что это с тобой, парень?»

Лукреция. – Отдавая дань моему глубокому к вам уважению, в нашем случае я сказала бы иначе: «Вы что, сэр?»

Джефри. – Да, да, Лукреция, вы совершенно правы. Надо было играть красного в середину. Чертова спешка! Скорость – далеко не всегда гарантия быстроты, приводящей к цели, а кратчайший путь на поверку может оказаться самым протяженным из всех.

Лукреция. – Я думаю, что если бы вы раздумывали над позицией целый час, результат был бы точно таким же.

Джефри. – С чего вы взяли?

Лукреция. – Решительность мужчины базируется на его жизненном опыте, соединенным с легкомысленным отношением к нему. Вы – очень обстоятельный человек, мистер Чемпион. Чересчур обстоятельный! Пока вы будете раздумывать, пить вам чай или нет, вода в чайнике выкипит.