Станислава Пшибышевская - Дело Дантона. Сценическая хроника.

ЭЛЕОНОРА ( почти испуганно ). Как… ты полагаешь, что поправишься за четыре дня?

РОБЕСПЬЕР. Я уже и так в порядке. Однако – я маниакально жажду вашей жизни. Болезненно – как пьяница, которому отказано в спиртном…

Раздается стук. Он встает и идет к двери.

ГОЛОС ( подростка, который подает корреспонденцию из-за двери ). Письма для вас. Вот депеша из Комитета безопасности.

Забыв обо всем, Робеспьер нетерпеливо перебирает письма, стоя у стола. Наконец он вскрывает депешу.

ЭЛЕОНОРА ( озабоченно, робко ). Максим, ска…

РОБЕСПЬЕР. Тс-с-с, подожди …

ЭЛЕОНОРА ( полушепотом ). Вот змея!

РОБЕСПЬЕР ( музыкально насвистывает хроматическую гамму. Читает еще несколько слов; энергично тряхнув головой ). Мои каникулы окончены, Лео.

Элеонора опускает глаза и медленно отворачивается к окну.

( Говорит и читает одновременно. ) Через полчаса… я должен быть в Комитете… ( Ненадолго поднимая глаза от бумаг. ) И принеси мне, пожалуйста, чашку кофе. Если хлеба нет, то ничего страшного.

ЭЛЕОНОРА. Сию минуту.

Робеспьер поднимает глаза и с несколько печальной улыбкой наблюдает за ней, покуда она не скрывается за дверью. Тогда он садится и погружается в размышления, глядя в стену перед собой. Его лицо застывает. Стук в дверь, словно бы отбивающий ритм. Получив односложный ответ, входит Сен-Жюст.

СЕН-ЖЮСТ. Ты пришел в себя – даже встал. Это очень кстати. ( Садится, не спрашивая позволения. Робеспьер снова берется за пилку. ) Ты получил признание Энделя? [14]

РОБЕСПЬЕР ( не отрываясь от своего занятия, взглядом указывает на депешу ). А как же. Только что.

СЕН-ЖЮСТ. Теперь ты видишь, что я был прав? Если бы ты развязал мне руки неделю назад, то сегодня все было бы спокойно. А теперь одному Богу известно, что будет дальше.

РОБЕСПЬЕР. Ничего не случилось и не случится. Это всего лишь эбертисты.

СЕН-ЖЮСТ ( откидываясь ). Всего лишь!..

РОБЕСПЬЕР. Всего лишь. Холостые мины безвредны, даже если и норовят поднять Париж на воздух. Мы распустим Революционную армию, а Венсана посадим в тюрьму. Voilà tout [15].

Молчание. Сен-Жюст критически изучает его.

СЕН-ЖЮСТ. Максим, до сих пор я воздерживался от расспросов, однако ты начинаешь меня тревожить. Откуда эта сомнительная склонность к полу– и четвертьмерам – у тебя ?!

РОБЕСПЬЕР. Мое отвращение к кровопролитию, хочешь сказать? Мальчик мой, это все потому, что мы оказались на грани террора. Мы вынуждены уничтожать фальшивомонетчиков, спекулянтов, предателей. И если не удерживать этого ужасного средства под контролем, не препятствовать его тенденции к усугублению, то каждый новый шаг будет шагом к катастрофе.

СЕН-ЖЮСТ. Но что, если нет иного средства внутренней обороны?

РОБЕСПЬЕР. Если нет – дело плохо. Однако этот школяр Венсан, во-первых, не опасен, а во-вторых, он деятель революции или был им. Это значит, что для некоторой части населения он – вождь. Осуждать же и попусту губить вождей, друг мой, – значит подавлять революцию в самом корне ее бытия: в человеческих душах. Ведь тогда люди утрачивают веру . Советую тебе призадуматься над этими двумя словами.

СЕН-ЖЮСТ ( немного погодя ). Если бы речь шла, скажем, о Колло… но Венсан! За ним пойдут в худшем случае несколько десятков авантюристов.

РОБЕСПЬЕР. Довольно, если сомнение завладеет и несколькими десятками душ. Ведь сомнение распространяется как чума. Вера – пробуждение человеческой души в трудящемся животном – огонек слабый. Если мы не будем беречь ее как зеницу ока, то рискуем дожить до дня, когда разочарованная Франция единогласно потребует возврата к рабству, дававшему хлеб. И что же тогда, Сен-Жюст? ( Откладывает пилку и смотрит на друга с кривой, асимметричной улыбкой. ) Можешь ли ты вообразить себе французский народ, принуждаемый к свободе пушками революционного правительства?..

СЕН-ЖЮСТ ( помолчав ). Громкие выводы, висящие на волоске. Ради грядущего века нельзя жертвовать завтрашним днем.

РОБЕСПЬЕР ( внезапно подперев голову обеими руками, как будто она стала тяжелее ). Банальности порой… ослепляют.

Входит Элеонора, неся завтрак. Она дружески приветствует Сен-Жюста. Робеспьер встает и помогает ей накрыть на стол.

Сердечное тебе спасибо… как, настоящий хлеб?! Любимица богов, будь же благословенна! Антуан, сахара, конечно, нет – могу ли я угостить тебя этим дегтем?

СЕН-ЖЮСТ. Буду признателен. Я не спал; я утомлен и зол.

Элеонора уходит.

РОБЕСПЬЕР ( наливая кофе ). Все равно, Сен-Жюст. В этом случае благо Республики не требует человеческих жертв. Не будем терять чувства меры.

СЕН-ЖЮСТ ( пока Робеспьер режет хлеб, задумчиво делает несколько глотков, потом опирается о подлокотники ). Итак, позволь мне дополнить информацию Энделя двумя мелкими фактами. Во-первых: ходят весьма правдоподобные слухи, будто у Демулена готов новый номер – это был бы седьмой, – в котором он открыто призывает всех и каждого к восстанию против Комитетов. Во-вторых: вот уже три дня в Париже шепчутся о скором перевороте и о диктатуре Верховного Судьи как о чем-то… возможном.

И ты помнишь, не так ли, что изначального Верховного Судью – которым должен был стать Паш – торжественно осмеяли целым городом.

Sapienti sat [16].

РОБЕСПЬЕР ( уже при первом открытии внезапно отложил буханку и нож. Стоит, выпрямившись, держа руки на столе; брови слегка нахмурены. Резко ). Кто на сей раз?..

СЕН-ЖЮСТ. Никто не произносит имени. Стало быть…

Пьет, берет отрезанный ломоть, но не спускает глаз с друга.

РОБЕСПЬЕР ( рывком убирает руки со стола, подходит к окну. Со всей искренностью, чуть погодя ). Проклятая шайка! ( Медленно возвращается к столу. ) Да. То же самое сказал мне и парикмахер – даже выдавил из себя имя. ( Останавливается. ) Я не поверил… ( Вполголоса, подавляя крик .) Уж не рехнулся ли этот хам?! Спасать свою шкуру ценой государственной катастрофы… ( Падает в кресло. Шепотом. ) Боже правый!..

СЕН-ЖЮСТ. Пей, а то остынет.

РОБЕСПЬЕР ( рассматривает свой кофе, но не притрагивается к нему. Спокойно ). Коль скоро эбертистам платит Дантон, то и впрямь ничего не попишешь. Придется пожертвовать четырьмя командирами, чтобы разоружить его.

Набрасывается на завтрак решительно, но без аппетита.

СЕН-ЖЮСТ. Максим, я обращаюсь к старому, непреклонному Робеспьеру: мы избавим общество от многого, если отправим Дантона вместе с Венсаном. Сейчас же.

РОБЕСПЬЕР ( поворачиваясь всем корпусом ). Дантон неприкосновенен, Сен-Жюст.

СЕН-ЖЮСТ. Человек, навлекший на Париж трехнедельный голод, должен погибнуть на эшафоте уже за одно это, если существует революционная справедливость.