Марта Шарлай - Новое утро Авроры

А я думаю, почему колесо хотело, чтобы я стала Натюрморт? Не понимаю.

Я не хочу учиться в специальной школе. А в хорошую школу меня не берут. Я сказала маме: «Мама, я не хочу говорить руками и чтобы меня спрашивали руками», мама стала грустная и обняла меня. Я заплакала. Я часто плачу, сама не знаю зачем. Мне горько стало, что я не могу быть со всеми детьми, а только со специальными. Я же всё слышу и всё понимаю, я же совсем-совсем всё понимаю! А мне не разрешают так учиться, а непременно, чтобы говорить руками. Я не хочу. Это смешно и обидно. Мне нравится смотреть, когда люди говорят, и трудно понять, что они говорят, но только нужно слушать слова. И тогда будто слова сами живут, а люди – сами, и только сейчас они соединились. Я придумала игру, только в неё нельзя играть в самом деле: в одной стороне люди, в другой – слова. Нужно соединить ниточкой слова и людей. Ведь можно так ошибиться.

Когда я вижу, что люди говорят руками, я ухожу от них.

А Фей говорит, что говорить руками совсем неинтересно. И нельзя сказать тихо или громко, а только всегда одинаково. Фей всегда говорит тихо, чтобы мама не слышала. А когда он бывает у меня, когда мамы нет дома, тогда он говорит громко, и мы вместе громко смеёмся, и мне даже кажется, что я тоже могу говорить, потому что мой смех становится совсем такой же, как у Фея.

Я совсем не грущу, что не могу говорить. Я могу писать. Это тоже интересно. Конечно, хорошо уметь говорить, но, я думаю, хуже не слышать или не видеть. В нашем дворе живёт мальчик, который почти ничего не видит; мне жаль его, и кажется, что он скоро умрёт.

Мне часто снится великан с железными шпорами. Я его очень боюсь. Я слышу его, как он идёт по улице и поднимается по лестнице. Он шагает, и весь дом дрожит. И я забираюсь под кровать, но никак не могу пролезть под неё быстро, и он успевает войти в дом. Несколько раз он меня не нашёл, а вчера – взвалил на плечо и понёс.

Я теперь каждый день рисую в моём альбоме. Мама говорит, ей нравится. Я рисую портрет дня. У каждого дня – своё лицо. Я не рисую лиц, а только настроение на этом лице. Конечно, это настроение, которое я вижу. Фей говорит, это очень похоже на его настроение.

А вчера мама сказала тёте А. (я нечаянно услышала): «Она рисует так странно. Сплошная мазня, переход одного цвета в другой, почти никогда нет чёрного, и на этом фоне одна деталь прорисована особенно чётко. Деталь всегда разная».

Но я не рисую деталей – я не люблю машин; я рисую луч солнца или почки на дереве, или голубой дым из трубы. Я просто не люблю чёрный цвет. Когда я вижу чёрного котёнка, мне хочется нарисовать на его спинке хотя бы одну полосочку – беленькую или зелёную.

Сказка про волшебницу

Жила-была одна девочка. Она сначала не умела говорить. Но в её голове всегда сочинялись сказки. И вот пришла однажды ночью волшебница и сказала: «Скажи, девочка, что ты хочешь больше всего на свете, и я исполню твоё желание». И девочка сказала, что больше всего на свете она мечтает красиво говорить – вслух, словами. И волшебница взмахнула своей палочкой, и девочка запела песенку. И такой голос у неё был, что среди зимы цветы зацвели и деревья стали зелёными.

Я не хочу учиться в специальной школе. Сегодня меня туда отвели посмотреть, какие там дети и как они учатся. А я так не хочу. И там так тихо кругом, словно все мёртвые уже. Я хочу слышать звуки. Я хочу слышать слова и чтобы со мной разговаривали. А дети в хорошей школе слушают музыку, я сама слышала, когда с мамой проходили мимо школы около дома.

Я рассказала Фею про своё горе. И он мне сказал, что я должна учиться в хорошей школе, потому что, может быть, так я научусь говорить.

А ещё мы с Феем говорили про то, почему люди кричат и ругаются. Они совсем не понимают, что их волшебница одарила с самого первого дня жизни. И они могут говорить. И слов так много. И можно одно и то же слово говорить всегда по-другому. А они не понимают… Вот если бы мне только повстречать волшебницу – я бы всё-всё сделала, чтобы заслужить голос. Я бы хотела, как у мамы – ласковый. И когда она поёт, я очень люблю слушать – так могу всю жизнь сидеть и слушать. Моя мама не кричит и не ругается. Она только плачет часто и говорит: «Моя бедная доченька. Мой ангелок». А я совсем не ангелок. У меня даже и крылышков нету. И дудочки.

Я не пойду в специальную школу. И в хорошую меня не берут – говорят, что они не берут «сложных» детей. Я не понимаю, что такое сложный ребёнок. Задача бывает сложной, а ребёнок – не знаю. Но теперь я буду заниматься дома. Мне так грустно. Если бы не Фей, я бы совсем была одна. Мама не в счёт – она мама. И Фей всё так говорит, как я думаю. Всё правильно говорит. Он знает всё на свете, наверное, потому что отвечает мне всегда, даже когда я спрашиваю что-то очень-очень трудное.

– Знаешь, Фей, когда мы ложимся спать, и становится темно-темно, и все люди уже спят крепко-крепко до самого утра, тогда просыпаются игрушки. Я так думаю.

– Да, они просыпаются, когда никто из людей и даже животных их видеть не может. Ну может быть, какой-нибудь добрый пёс, который никогда ни за что не расскажет их тайну. Вот они просыпаются и живут.

– А ты их видел?

– Конечно, нет. Они же могут жить, только если это тайна.

– А я вчера потихонечку открыла глаза, когда было темно-темно и все спали уже. А они сидели на своих местах – ни чуточки не сдвинутые.

– Нуу! Так они же знают, когда кто-то не спит!

– Как знают?

– Чувствуют.

– Чувствуют… Значит, и я могу почувствовать, когда они могут жить?

– Почувствовать можешь, но если они почувствуют, что ты почувствовала, то сразу станут как ни в чём не бывало – сядут обратно на свои места и притворятся неживыми.

Вот такой Фей умный. Очень умный. А я думала сначала, что смогу увидеть, как живут куклы.

Я думаю, они живут, как мы, только совсем иначе.

Мне купили дудочку – деревянную, расписную. Я хожу и дудю в неё, только не очень хорошо получается. Но если долго учиться, то, наверное, я смогу. Фею моя дудочка понравилась. Он рассказал мне одну сказку.

Сказка про Ветер и Веточку

Жила-была одна Веточка. Это была Веточка-Лоза. Когда Ветер совсем разыграется, она любила поиграть с ним – он её колыхал, и она поддавалась нарочно. И Веточка пела и пела, а Ветру казалось, что это поёт он. И однажды Ветер так заигрался, что свалился в заросли Терновника, и тот стал ворчать. Ветер засмеялся и завихрился вокруг Терновника, напевая свою песенку – он думал, что поёт песенку, которую по правде пела Веточка. И вот у него не выходит, а выходит свист, и Терновник заплакал так, как по стеклу скребут. И Ветер испугался своего голоса. И вот он услышал красивый голос и красивую мелодию – это пела Веточка. Он поспешил на голос. И вот когда он подлетел, то увидел, что Веточку срезает какой-то человек. Ветер стал рвать на человеке волосы и одежду, стал отбирать из рук Веточку – Ветер думал, что она погибла. Человек ловко мельтешил ножичком – и вот веточку, которую уже было не узнать, он приложил к губам. А Ветер успокоился и стал слушать – это его Веточка пела. Он узнал её голос. И он подхватывал её песенку и поднимал её вверх, и она становилась ещё красивее, эта песенка. И все её слышали и были очень счастливы.