Иван Амбердин - Vечность

© Иван Амбердин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Док словно окаменел. Он смотрел в черное окно и молчал. Молчал уже целых пять минут. Карл очень хотел напомнить Доку о своем существовании, однако это было сродни самоубийству. Все в агентстве знали – Док ненавидел, когда его торопили. Док много чего ненавидел. Он ненавидел всё и всех. Но больше всего он ненавидел, когда его торопили.

– Вокруг нас одни недоумки и психи – запомни эту простую, как стол, истину, – сказал, наконец, Док. – Есть лишь несколько избранных, на которых держится мир, и которые безраздельно владеют этим миром. Хочешь прямо сейчас, в эту самую минуту получить ключ от клуба избранных? Образно выражаясь, конечно же.

– Конечно хочу, – с усилием подавив зевок, сказал Карл. – Всегда мечтал попасть в клуб избранных и владеть миром. Это так круто – владеть миром. Что может быть круче…

– Тогда ты должен заткнуться, выслушать меня, и запомнить все мои слова. А потом ты должен записать их куда-нибудь и перечитывать время от времени – освежать в памяти. И вообще, пора бы тебе завести записную книжку, чтобы записывать туда все мои советы. Все, без исключения.

– Я так и сделаю, босс, – сказал Карл.

– Итак, запоминай, ключ от двери в клуб избранных заключается в следующем – всегда есть короткая дорога. Длинная дорога – для идиотов, короткая – для избранных. Запомнил?

– Длинная – для идиотов, короткая – для избранных. Что-нибудь еще, босс? – Карл еще надеялся, что сегодня обойдется без пространных монологов, и Док сразу перейдет к делу. Или отпустит отдыхать.

– Мне кажется я слышу иронию в твоем голосе, или даже насмешку, – тихо, почти шёпотом, а потому – зловеще, сказал Док.

– Я абсолютно серьезен. Наверное, ирония вам послышалась, босс. Это все физика.

– Физика? – Док обернулся. – Причём здесь физика?

– Конечно физика. Из-за того, что вы стояли ко мне спиной, звук моего голоса проникал в ваш слуховой аппарат искаженно. Как бы сзади проникал мой голос в ваш слуховой аппарат. Ведь сзади и спереди – не одно и то же. Звук не может одинаково звучать сзади и спереди – вот и вся физика. И никакой иронии. Только фи…

– Лучше не продолжай! – визгливо крикнул Док. – Вот ведь что придумал – «как бы сзади проникал»! Я стар и глух, но из ума еще не выжил! И я сумею отличить иронию от искаженного звука! Откуда бы она в меня ни проникала!

– Простите, босс. Вы правы – небольшую, очень небольшую долю иронии вы могли уловить в моем голосе. Но эта ирония не имела к вашим словам о короткой и длинной дороге никакого отношения!

– К чему же тогда имела отношение твоя ирония, Карл?

– Я предполагаю, что она имела отношение… ко всей ситуации в целом!

– Хм… Он предполагает… Поясни, Карл, что ты имеешь в виду.

«Все дело в том, что ты старый дуралей… все дело в том, что ты старый дуралей… все дело в том, что ты старый дуралей…», – настойчиво крутилось у Карла в голове, пока он придумывал ответ. Его вдруг осенило:

– Все дело в записной книжке! Ирония в моем голосе имела отношение к записной книжке, в которую я буду записывать все ваши советы! Ведь человечество уже давно использует смартфоны вместо записных книжек!

– Ты уверен, Карл, что не «длинная и короткая дорога», а именно «записная книжка» вызвала иронию в твоем голосе?

– На все сто процентов, босс!

Док замолчал. Его внимание привлекла муха, ползущая по стеклу. Муха была очень большой, а ее крылья отливали фиолетовым. Она то медленно двигалась к Доку, то замирала на несколько минут, словно раздумывая – стоит ли ей продолжать свой путь, не опасно ли это.

– Наверное, мне придется объяснить тебе, что я имел в виду, говоря о длинной и короткой дороге, – сказал Док, продолжая следить за фиолетовой мухой.

– Если вас не затруднит, босс, – сказал Карл уже без иронии в голосе. Он уже понял, что ему все-таки придется выслушать очередную «поучительную историю от Дока». – Я очень заинтригован. Мне не терпится узнать о длинной и короткой дороге всю информацию.

– Окей, Карл, раз ты настаиваешь… Итак… Допустим, ты собрался покорить неприступную скалу. Такую, знаешь, гладкую-гладкую, как зеркало. И вот ты стоишь у подножья скалы, смотришь вверх, а та-а-ам… Там – сотни метров идеально ровной поверхности. Ни одного уступа, ни одной трещинки…

Док опять замолчал. Он напряженно смотрел на фиолетовую муху, которая была уже совсем близко – в метре от него. Кажется, муху что-то встревожило – она надолго застыла на месте, прижавшись к стеклу. Доку показалось, что муха следит за ним. Он решил не пугать муху своим голосом – чтобы она успокоилась и смогла продолжить путь. Так Док и муха смотрели друг на друга несколько минут.

Был уже поздний вечер и на улице совсем стемнело. Толстое двойное стекло не пропускало ни звука, но Карл знал, что где-то далеко внизу, на широкой, светлой даже в ночные часы улице кипит обычная для этого времени суток жизнь. В вечной пробке стоят и вразнобой, неизвестно кому и зачем, сигналят разноцветные авто. По широким, выложенным красноватой плиткой тротуарам снуют прохожие… Кафе и рестораны переполнены, в кинотеатрах очереди на ближайший сеанс… Кто-то сидит прямо на тротуаре, играет на гитаре, пытаясь заработать на ужин… Кто-то просто сидит, прислонившись к стене и положив перед собой шляпу… Обычный вечер обычной пятницы…

Воспользовавшись затянувшейся паузой, Карл прикрыл глаза. Последние дни выдались такими тяжелыми, что Карл был готов уснуть прямо здесь – в кабинете своего босса. Огромное мягкое кресло из темно-коричневой кожи обволакивало как перина, «My way», еле слышно льющаяся из антикварного радиоприемника, затерянного среди бесчисленных папок на необъятном письменном столе, усыпляла почище снотворного…

– В твоих руках лишь кирка и… все. Больше у тебя ничего нет, – скрипучий голос Дока вернул засыпающего Карла из приятной полудремы в реальность – увидев, что муха успокоилась и поползла дальше, Док прервал молчание и продолжил свой рассказ. – Ты стоишь перед неприступной скалой, а за твоей спиной – толпа зевак. Пока еще молчаливая, лениво-сонная, снисходительно ожидающая, горстями поедающая свой попкорн, но в любую секунду готовая взорваться хохотом, дождавшись твоего провала, готовая заклеймить тебя позором, сделать изгоем до конца твоих дней. И вдруг ты, еще каких-то полчаса назад беспечно раздававший направо и налево клятвенные обещания в том, что покорить эту скалу для тебя все равно, что взбежать на детскую горку, вдруг ты осознаешь, что ни тебе, ни кому-либо еще никогда, понимаешь?! – НИКОГДА не влезть на вершину этой гребаной, будь она трижды неладна, скалы! Ты осознаешь, что все твои обещания – не более чем глупый, мальчишеский фарс!