Наталья Рубанова - Театр из-под пальца (сборник)

когда тело живет своей жизнью,
ну а то самое «невидимое облачко»,
которое называют душой, – своей,
система рас –
страивается:
так тело забывает о другом теле,
душа – о другой душе,
ну а мозг влюбляется в мозг,
соприродный себе,
и от этого телу – ни жарко ни холодно,
душе – ни хорошо ни плохо,
но самому мозгу немного не в кайф,
ведь, как ни крути,
серое вещество не создано для любви,
серое вещество не создано для созвучий –
серое вещество,
серое вещество,
сними скальп с моей оболочки!..

В НАЧАЛЕ БЫЛ МОЗГ

…в склизком молчанье,
в уродливом Сне
Свин Чел –
Овечий идёт по земле…

разделительная полоса «вы» –
погранзона. на карте –
тандем, увы,
разномастных шкурок –
в их «злобе дня»
ничего такого,
что для меня
было б новым – иль с «вы» бы
пришло как «ты»:
иллюзорность буквы смешна –
братвы разговоры сермяжные
затяжны:
разнорядка – дайджесты –
уй-на-ны.

…в адской проказе,
в кащеевом Сне
Свин Чел –
Овечий идёт по земле…

смиренье старше, чем вечность
сирени дикой: во рту
дрожит, смеясь, бесконечность,
чтоб праздных линз пустоту
не уличить в небывалом,
да, онемечив, не взвыть
под потным их одеялом:
«так что там саван на –ить ?..»

стелить ли, брить ли – проказа
на боевом экорше:
легка вендетта под фразы
сomedi-club Бомарше.

медовый пряник в музее
лежит, крошась, за стеклом:
мечтает о Колизее
да шепчет ветрено: ОМ…

смиренье входит в тыл Леты,
смиренье тает во рту,
зме и т землёй амулетной,
прикрыв собой наготу
высоковольтных биений
сердечной чакры: по ней
метёт хвостом рыжим сонно
игрушка сада камней.

…в струпьях завшивленных,
в краденом Сне
Свин Чел –
Овечий идёт по земле…

ты понимаешь, о чём я,
ухмылку спрятав, молчу,
зачем спешу рано утром
на «тет-а-тет» к палачу,
к чему индийские юбки
да голограммные сны
в зрачках немой проститутки
с букетом вечным «Апсны»…

ты замечаешь, наверно,
что этот «свет» не в себе,
коль плоть от плоти «кошерна»,
коль плоть есть «фарш»… па-де-де
разметкой точной движений
приглушит лимфы язык,
чтоб погибающий «аффтар»
запрятал в gaster свой крик…

я обласкала сонеты,
я обыскала слова –
в мои гротескные ветры
летит твоя голова
(под шёпот-шорох смущенья
соединяю мосты):
мы – сумасшедшие зебры,
мы пеленгуем на «ты»…

…в кале и крови,
в болеющем Сне,
Свин Чел –
Овечий идёт по земле…

дойти до леса – и обратно.
до леса! (лоб… кора осин…).
«приматов делят на “возвратных”
(почти глаголы), на “мужчин”, –
вдруг слышу, – “извергов”, “изгоев”,
на “женщин”, “бэбикоf”, “святых”,
на “цирковых”, “балетных”, “русских”,
“хохлов”, “евреев”, “добрых”, “злых”…» –
и умолкает. и уходит,
невидимый, сквозь кольца лет.
как пошленько, как скучно! браво:
на всё опять – ни «да», ни «нет»…
дойти до леса. дозвониться
Тому, чей номер позабыт,
и слёз расстрельных не стыдиться,
и не бояться, что убит
Его окажешься ответом
(сражён? повержен? утомлён?),
и никаким святым обетом
не будешь больше утолён.
намерение Занебесья
не пеленгуя во плоти,
пускаешь эхо ледяное
в воронку анимы: п л а т и…
опустошение дурное – счета! –
изводит… мозг – знобит:
безногий пёс,
слепой котёнок
и Тот, который не простит.

…в вареве плоти,
в отравленном Сне,
Свин Чел –
Овечий идёт по земле…

…картина «из дневников анахаты» на реставрации
…вход в галерейку субличностей заколочен
…с’нежный музей закрывается с головы sosтава
…машинка мозга пуста

«а что, если сделать из сердца чучело да подарить N?» –
персонаж бьёт копытцами и, просвечивая сквозь страницу,
уверяет, будто это де «стильная штучка».

почти уже готовая согласиться,
вдруг отчётливо – «вот чёрт…» – вижу:
ты стоишь на высоченной блестящей лестнице,
жонглируя сахарскими розами (камень!),
и кричишь что есть сил –
мне, всем этим субличностям, всем персонажам, –
будто видишь в ы х о д ( даже смешно! – за скобками).
«но если сделать из сердца чу…» – не унимается хвостатый,
мы же – ты или тебя, увы! – затыкаем ему пасть
и бежим во весь дух
над лестницей,
не замечая,
что ледяные её ступени давно растаяли,
что парим над словами внутри воздуха,
что,
переступая черту,
смеёмся последними…

Когда была б ладьёю я,
Катала б белого ферзя:
К нему по шахматной доске
Я приплывала б, чтоб в песке
Ловушку времени найдя,
Не рассыпаться, вновь войдя
В часовню чакры горловой:
Там сонм обид стовековой
Дежурит чинно, по часам,
В убежище смешных асан.
…
Когда бы эта даль – во сне,
Я прикоснулась бы к десне
кровоточащей – языком:
Он, впрочем, ей и так знаком –
В праизмерении ином
грех дежа вю да «точка.com».
…
Когда б не испугаться мет,
Не счесть которых в кольцах лет,
Отгруженных в небесный порт,
Ферзю дарила б первый сорт
Безмолвья горного: в тоске –
Урбанистической –
В куске –
Механистичном, чуть живом,
Заговорила б язвы… Лом
Небесной карки гробовой-с
Бьёт точно в цель, и «как живой» – с,
«как новый», ходишь взад-вперёд:
Кащеем юным в древний год,
Который, знай себе, идёт,
Да овцам в мозг винище льёт
И, оттолкнув волшбы ладью,
Карманит чарку… «Я блюю!» –
Се констатирует народ:
слюнявый пох-целуй-рот-в-рот –
путёвка в «жизнь» от КавМинВод,

Где – что ж! – была ладьёй и я…
За неимением ферзя –
Белее снега, щёк – белей
дарёный саван королей:
Так в Летку уплыла ладья –