Александр Андреев - Нутелла

Автор этой мистической комедии – музыкант, отдающий литературному труду часы, свободные от работы театрального пианиста. В 2014 году в издательстве «Эдитус» вышла его драма «Семь пятниц фарисея Савла», посвященная главному событию в жизни апостола Павла. И, хотя действие «Нутеллы» разворачивается в наше время и сюжетно не связано с предшествующей пьесой А. Андреева, эти два произведения объединены общим персонажем. Одно и то же лицо действует и в евангельском времени и в нынешнем, воскрешая древнюю легенду о том, что любимый ученик Христа – Иоанн, сын Зеведеев, не умер, но по слову Иисуса живет на земле в ожидании пришествия своего Учителя. В предлагаемой читателю новой пьесе Иоанн Зеведеев, он же Иоанн Богослов, автор Апокалипсиса, появляется в психиатрической клинике, что не удивительно в современном мире, в котором безумия вряд ли меньше, чем за стенами сумасшедшего дома.

Живущие теперь:

ПАЦИЕНТ

МЕДСЕСТРА

АЛЯБЬЕВ, музыкант

НИКА, дама в алмазном ожерелье

ТОЛЯН, старший охранник Ники

КОЛЯН, водитель и охранник Ники

Жившие прежде:

ПАЛОМНИК

ЖАН

КОЛЕТТА

Тени:

НУТЕЛЛА, девочка-дух покойной кошки Алябьева

АНРИ, дух короля с пауком на поводке

СЕРГЕЙ, дух любовника Ники

Голоса:

ГОЛОСбогини-кошки БАСТЕТ

ГОЛОС ПАУКА

1-Й ГОЛОС В ТРУБКЕ

2-Й ГОЛОС В ТРУБКЕ

ГОЛОС АВИАДИСПЕТЧЕРА

Частная психиатрическая клиника в старинном особняке. Холл с камином, большим шкафом, статуей женщины с головой кошки, компьютерным столом старшей медсестры и креслами. Две двери: одна – с изображением двух скарабеев, золотого и серебряного, осененных египетским крестом-анкхом – заперта; другая – в палату Алябьева – приоткрыта, из нее слышна флейта. Входит Пациент, слушает флейту. Входит Медсестра, захлопывает дверь Алябьева; музыка обрывается.

МЕДСЕСТРА.И дудит, и дудит в свою окаянную дудку! Кто бы такое позволил в порядочной клинике! А в частной – платите в кассу и делайте все, что взбредет. Какая уж тут, к лешему, психиатрия! (Пациенту) Так. Вы – новый больной. Фамилию напомните.

ПАЦИЕНТ.Иоанн, сын Зеведеев.

МЕДСЕСТРА.Больной Зеведеев, я думаю, вы – симулянт. Но доктору, конечно, виднее.

ПАЦИЕНТ.Я заплатил за месяц, вот – чек.

МЕДСЕСТРА.Это – плохая гостиница. Палату в психиатрической лечебнице еще никто сам себе не снимал, на моей памяти: обычно это делают родственники.

ПАЦИЕНТ.Я уже говорил доктору, что потерял всех родственников много веков назад.

МЕДСЕСТРА.Для сироты с таким стажем вы моложавы. Идемте, покажу вашу палату.

Оба уходят. Из своей палаты выходит Алябьев в халате, ставит на камин блюдце, наливает в него молоко.

АЛЯБЬЕВ.Нутелла!.. Нутелла!.. Кис-кис-кис!.. Нутелла, я знаю, ты здесь, ты пришла ко мне, моя девочка, а я тебе – молочка… Кис-кис!.. Погоди, я сейчас тебе сыграю. Только здесь мне нельзя, я тебе из комнаты сыграю… (Возвращается в палату, не закрыв дверь.)

Вновь звучит флейта. Входит Медсестра, захлопывает дверь, садится за компьютер; музыка обрывается. Открывается дверь палаты, за ней – Алябьев с флейтой.

МЕДСЕСТРА.Подойдите, больной Алябьев. Вам не психиатрия нужна, а электродрель. У вас в голове – два отверстия, в виде ушей, но хочется насверлить еще дырок, чтобы в вашу голову, наконец, проникла моя мысль.

АЛЯБЬЕВ.Да, наверное… нужно просверлить. Какая у вас мысль?

МЕДСЕСТРА.Все та же: захлопните вашу дверь, когда вам охота подудеть!

АЛЯБЬЕВ.Вас не было, а моя кошка… Вы же знаете, я играю только для моей кошки…

МЕДСЕСТРА.У вас нет никакой кошки, если не считать чучела на вашем подоконнике. Вы – в клинике. Кошек здесь не может быть. Даже за деньги. Перестаньте озираться!

АЛЯБЬЕВ.Я знаю, что теперь я – в клинике. Я даже очень хорошо знаю, в какой я клинике. Но моя покойная кошка ко мне приходит: теперь вот сюда стала приходить. Она любит слушать флейту и прячется где-то в этой гостиной. Мне же нельзя здесь играть?

МЕДСЕСТРА.Это – не гостиная. Это – комната отдыха тихих психов, таких, как вы. И еще это – мой кабинет, я здесь работаю, а вы дудите! Старшая медсестра – тоже человек.

АЛЯБЬЕВ.Да… наверное…

МЕДСЕСТРА.Что – наверное?..

АЛЯБЬЕВ.Вы – тоже… человек. Я никак не запомню, простите: я мог держать в голове десяток концертных программ, а теперь вот не выучу, как вас зовут.

МЕДСЕСТРА.Расслабьте голову. Меня зовут «старшая медсестра».

АЛЯБЬЕВ.А можно просто «сестра»?.. Нет?.. Ну, хотя бы «старшая сестра»?

МЕДСЕСТРА.Я вам гожусь в старшие дочери. А как меня зовут, можно прочитать на моей груди. И не надо заглядывать ко мне под стол: там нет кошек.

АЛЯБЬЕВ. (Заглядывая под ее стол) У вас – длинные икры.

МЕДСЕСТРА.Что?!

АЛЯБЬЕВ.Длинные икры, это – красиво. Наверное, у вас красивое тело. Вы нарочно одеваетесь так, чтобы этого никто не заметил?

МЕДСЕСТРА.Вы – в своем уме?!

АЛЯБЬЕВ.Вы же знаете, что нет. Но моя кошка – здесь, я чувствую: ей очень нравится эта статуя… Это же – Бастет (Гладит статую). Прекрасная Бастет, богиня кошек!

МЕДСЕСТРА.К психиатрии это отношения не имеет. Идите, дайте поработать.

АЛЯБЬЕВ.Над чем вы станете работать, если я уйду? Я же и есть – ваша работа.

МЕДСЕСТРА.Вы – не один сумасшедший в этом доме.

АЛЯБЬЕВ.На этом этаже я – опять один. А вниз, к буйным, меня не пускают.

МЕДСЕСТРА.Скоро пустят. И обратно не выпустят.

АЛЯБЬЕВ.А где же мой сосед – тот, школьный директор? Он все подмаргивал и бил себя по коленке… И какую-то фамилию бормотал, голубиную – Голубкин… Голубков…

МЕДСЕСТРА.Расслабьте голову.

АЛЯБЬЕВ.Да-да, он все твердил: «Голубков, прекратите! Голубков, прекратите», и – кулаком по коленке… Да, он был директор школы… Куда он пропал?

МЕДСЕСТРА.Он выбил себе коленную чашечку, и я перевела его в нижний этаж.

АЛЯБЬЕВ.Это что, его – в буйное отделение?!

МЕДСЕСТРА.Пока – в лазарет, а там решу.

АЛЯБЬЕВ.А разве решает не доктор?