Эдвин Гилберт - Камни его родины

Неприятности громоздились одна на другую. Их было втрое больше, чем обычно, так как источников в лучшем случае тоже было три. Для Раффа это было бесцельной тратой времени.

Потеря времени. А время вдруг приобрело громадное значение. Его попросту не хватало.

Но еще сильнее Раффа угнетало другое: боязнь через год-два утратить основу основ – свою индивидуальность. Она начнет стираться, тускнеть, и то особое, необычное, единственное, что составляло силу Рафферти Блума, станет простым, безликим символом фирмы «Остин, Коул и Блум».

Для него это отнюдь не было вопросом тщеславия или даже самолюбия. Речь шла о чем-то самом главном: одно дело – чувствовать, что твоя работа органически связана с твоей личностью, и совсем другое – добросовестно корпеть над чертежами, отсчитывать часы и понимать, что даже успех не принесет того, о чем ты мечтал, к чему стремился.

И все-таки при том положении, в котором находилась фирма, Рафф не мог заставить себя начать разговор с Эбби, не мог собственными руками разрушить все, что было создано с таким трудом.

В это сырое и ветреное мартовское утро, направляясь в Ньюхилл, чтобы вместе с Вертенсонами взволнованно смотреть, как начнут рыть котлован для фундамента, Рафф, раздираемый все новыми противоречиями и сомнениями, не переставал тревожиться: а вдруг что-нибудь помешает ему полностью насладиться этим долгожданным событием.

Такой знаменательный день для него. Да и для любого архитектора! Его первый дом...

Когда он въехал на гребень холма и увидел широкий полукруг Лонг-Айлендского пролива, все его дурные предчувствия как рукой сняло.

По крайней мере сейчас, в начале дня, еще не зная, что его ждёт, он ощутил полностью и до самого конца эту радость, этот тихий восторг.

Он вышел из машины и зашагал, щурясь, потому что ветер дул в лицо. Навстречу ему шли Лойс и Роджер Вертенсоны; лица их светились ожиданием, руки были потянуты к нему. А вот и Джозеф Келли, подрядчик, быкоподобная туша с румяным, как яблоко, лицом; он тоит в открытых дверях наскоро сколоченной будки разговаривает по временно установленному телефону. В землю на равных расстояниях вбиты колья, между ними аккуратно и туго натянут белый шнур, отмечающий контуры будущего котлована; потом Рафф увидел плотников в белых кепи с большими козырьками и в грязных фартуках, из-под которых выглядывали рваные свитеры; увидел каменщика с двумя помощниками, и огненно-красный бульдозер, и механика, который, сидя в стальном седле, прогревал двигатель; увидел двух землекопов, сидящих рядом прямо на земле, положив возле себя лопаты, и свежие, бледно-желтые бревна, и огромную бетономешалку, и шланг, соединявший ее с новым артезианским колодцем.

Он услышал чудесную громкую музыку молотков: то плотники сколачивали опалубку для бетонных плит будущего фундамента, и эти звуки напомнили ему далекий весенний день, когда он был мальчишкой. И еще он услышал ритмичное жужжание пил, распиливающих доски для опалубки.

А там, вдалеке, ветер гнал волны и вплетал в эту строительную музыку свою вагнеровскую мелодию.

Джозеф Келли, тяжело, по-медвежьи шагая, направился к Раффу. Он был без пальто, пиджак полосатого коричневого костюма расстегнут, карманы жилета раздулись от разноцветных карандашей, авторучек, бумажек, счетов, сигар.

– Не ругайтесь, что не начали вовремя! – добродушно заревел он, уже заранее обороняясь от упреков в бесчисленных неполадках, за которые всегда и везде ругают подрядчиков. – Мы готовы. – Он подтолкнул Раффа жирным локтем. – А если подзадержались, так это потому, что ждали их сиятельства архитехтура. – Он нарочно переврал это слово, зная по долгому опыту, как морщатся и кривятся архитекторы, когда искажают название их профессии.

– Я готов, Джозеф. Начинайте.

– И поскорей! – добавил Роджер Вертенсон.,.

– Я хотела принести шампанское и спрыснуть этот Ульдозер, или как там он называется, – сказала Лойс, и голос ее немного дрожал. – Но Роджи сказал, что рабочим это не очень-то понравится.

– Давай, Стив! – крикнул Келли механику.

Рафф, Роджер и Лойс увидели и услышали, как механическое чудовище зарычало, загрохотало, вздрогнуло зашевелилось и двинулось вперед, неумолимо вспарывая землю огромным ножом, выворачивая и отбрасывая вбок пласты срезанного грунта...

И Рафф успокоился. Все в порядке. Его дом, его первенец, рождался на свет.

Эта радость все нарастала и усиливалась, как нарастал и усиливался колючий ветер пасмурного мартовского дня. Часы шли, но Рафф и Вертенсоны никак не могли заставить себя уйти, хотя понимали, что их присутствие стесняет рабочих.

А к середине дня вдруг появилась Трой. И восторг, владевший Раффом, сразу улетучился.

Она приехала на машине; сзади сидел Пьетро с малышкой на руках. Эба и Винса, которые заглянули на участок в полдень, уже не было. Поставив машину, Трой быстро и легко пошла по изрытому полю. На ней было короткое, простеганное снаружи, ярко-красное спортивное пальто и серые кожаные перчатки. И серебряные серьги. Рабочие смотрели ей вслед.

– Я не выдержала! – воскликнула она, подходя к будке, где стояли Вертенсоны и Рафф. – Мне так хотелось приехать утром – это было, наверно, ужасно увлекательно, да? Но Пьетро должен был отнести больного кролика к ветеринару. Ох, Рафф! – Большие серые глаза скользили по участку. – Я так горда за вас. – Потом к Лойс Вертен-сон: – Было очень интересно, Лойс?

– Почти как родить ребенка, – серьезно ответила та.

– Можно мне осмотреть все? – спросила Трой у Раф-фа. Он не ответил, но она тут же взяла его под руку и повела туда, где шли работы. Ее голова касалась его плеча, короткие темные волосы растрепались на ветру; она говорила негромко, но так спокойно, уверенно и отчетливо, что ни рев бульдозера, ни стук молотков, ни вой ветра не заглушали ее слов. – Надеюсь, вы понимаете, что без меня ничего этого не было бы. Я всему причина – косвенная, конечно. Ведь это я свела всех со всеми. Не поселись вы в Тоунтоне, не встретили бы Вертенсонов. – Помолчав, она продолжала: – Связь довольно отдаленная, я понимаю. Но мне так приятно думать, что и я имею к этому какое-то отношение.

– Да, – сказал Рафф.

– Награда паразита, – заметила Трой.

Он освободил руку. Вертенсоны явно наблюдают за ними. Что ж, нужно играть свою роль. Он повернул Трой лицом к котловану.

– Вот эта каменная гряда ведет прямо к дому, – заговорил он уже серьезно. – Я старался использовать особенности участка так, чтобы природа слилась с домом. – Он указал на серо-зеленый скалистый гребень, который, мягко изгибаясь, доходил до самого котлована и продолжался за ним. – И не просто слилась, а как бы толкала вас войти в него. Крыльцо – оно будет вон там, – должно стать естественным продолжением гребня.