Александр Зиновьев - Мой дом - моя чужбина

Едва очухавшись - уже

Соображаю похмелиться.

Прошу еще поклон принять

За то, что сил даешь трудиться

И что позволишь мне опять

С спокойной совестью напиться.

Каюсь, Господи, прости!

Одна томит меня забота:

Быстрее, время, мчись к шести!

Скорей кончайсь, моя работа!

Хоть я не верую, молю,

Чтоб день рабочий так промчался,

Как будто он почти к нулю

В своем движеньи приравнялся.

Не потому, что я ленив,

На эту тему я шептался,

А чтоб здоровый коллектив

Меня исправить не пытался.

Перед начальством чтобы дрожь

Не ощущалась в мыслях даже,

Не видеть чтоб их гнусных рож,

Не слышать шелеста бумажек.

И про успехи чтоб не лгать,

Не выть в восторге без причины,

И никогда не пролагать

Дорогу новому почину.

Кретинов не превозносить,

Стоящих у кормила власти,

И сообща не поносить,

Кто тщится отвратить напасти.

На вахту чтобы не вставать

На благо нашего народа,

И обязательств не давать

Прожить пять лет в четыре года.

А для потребности души

Яви, молю, крупицу блату:

Иметь, как прежде, разреши

Мою грошовую зарплату.

Таким и будь ты на века,

Занудный, серый день работы.

День раздраженья и зевоты,

День ожидания звонка.

С торчаньем в тесном коридоре,

С куреньем в заданных местах,

С пошлейшей шуткой на устах,

С суждением о всяком вздоре,

С решением пустых задач,

К начальству трепетным походом,

С общением со всяким сбродом,

День без беды и без удач.

Стезю свою сам выбирай.

Живи не завтра, а сегодня.

Входи… отнюдь не в преисполню,

Но далеко не в чистый рай.

Мозги напрасно не крути,

Судьбы своей не уклоняйся.

К привычной стойке прислоняйся.

Другого не ищи пути.

Входи!

И ощути души

Родство с таким, как сам, народом.

И на алтарь клади природы

Свои последние гроши.

Сей злачный дом благодарю,

И уходя, с ним не прощаюсь.

И ни к кому не обращаясь,

Речь сам с собою говорю:

Глядите, я плетуся еле,

Смиривши страсти, сер и тих.

Хочу лишь на своих двоих

Дойти до собственной постели,

Иду, душою чист и светел.

Молю Его: будь добр, уважь!

Чтобы во мне порядка страж-

Интеллигента не приметил.

Что я качаюсь - пусть не в счет.

Ведь пил, бывало, сам Спаситель!

Ужель районный вытрезвитель

Опять мой путь пересечет ?!

Грязь оботри с усталых крыл.

Спусти на землю дух тревожный.

Скользни в каморку осторожно,

Сосед чтоб матом не покрыл.

И дверь закрывши на крючок,

Закончи день на жестком ложе.

Скажи Ему: Спасибо, Боже,

Я всем доволен.

И - молчок.

Но, откровенно говоря,

К моим мольбам глухими остаются боги.

Мне очень редко втихаря

Случается добраться до своей, берлоги.

И записал я в свой актив

Выговоров с полсотни всяческого рода.

И припечатал коллектив

Ко мне пословицу "В семье не без урода",

По призванью я - поэт.

Но стих я редко сочиняю.

Я энергично начинаю,

А вот окончить силы нет.

Пока я стих в себе ношу,

Я возношуся над Вселенной.

Но пропадает все мгновенно,

Как на бумагу запишу.

И в общем, с кончика пера

Исходит лишь одна мура.

К тому же в прошлое давным-давно

Ушло все то, что мне воспеть было дано.

Зоренька ясная.

Девица красная.

И руса коса.

И как жемчуг роса.

Куда это делося, ясен ответ:

Чистого света в реальности нет.

Есть грязь и ухабы.

Усталые бабы.

Да пьяные драки.

Да высшие враки.

Это ведется у нас отродясь.

И чистой лишь в песне становится грязь.

Тут много рифмачей.

Но знаю хорошо я,

Никто из них не есть поэт душою.

Вот почему я за свои творенья

Не жду от них ни слова одобренья.

А если кто случайно, вскользь меня помянет,

Их лица леденеют, и беседа сразу вянет.

Не стоит брать с того пример,

Кто игнорирует и рифму, и размер.

Не следуй и тому, кто только ради них

Вымучивает виртуозный стих.

Не восхищайсь и тем, кому лишь крик и вой

Есть суть поэзии как таковой.

Поэзия тогда только прекрасна,

Когда есть что сказать и говорится это ясно.

Когда внимаешь мыслям, а не голосам.

И хочется, чтобы такое ты придумал сам.

Печальна судьба нашей литературы.

Общеизвестны тяготы цензуры.

Но стало когда до предельности худо,

На свет появилося русское чудо.

Чудо без мест, без имен и без дат,

Известное в мире как "самоиздат".

Допустим, в душе у тебя накипело.

Решение пачкать бумагу приспело.

Не мешкай в сомненьях.

Исполнить спеши.

Забудь о цензуре.

Что вздумал - пиши.

Но вот ты закончил последнюю строчку.

Но вот ты поставил последнюю точку.

Что дальше? Представь, что твой труд есть солдат.

Скомандуй ему: шагом марш в "самиздат"!

И чудо великое вмиг сотворится.

Дитя твоей мысли в борца превратится.

И слово свободное двинется смело

В мире творить благородное дело.

Но не надейсь, что получишь за это

Почести, славу, квартиру, монету.

Старайся хранить в глубочайшем секрете,

Что новый талант появился на свете.

А если ГеБе разгадает загадку,

Придется тебе, будь уверен, не сладко.

Тогда ты в награду по шее схлопочешь,

Да так, что вторично дерзать не захочешь.

Но это теперь уже больше не важно.

Твой труд будет биться как воин отважный.

Годы пройдут. И потомки когда-то

Отроют останки бойца "самиздата".

И скажут… Ну, скажут, конечно, муру.

Я лично потомков в расчет не беру.

Если случается, высижу что-то,

Птенцов отдаю "самиздата" заботам.

Потом узнаю я случайно, что вроде

Они еще живы, они где-то бродят.

Обидно, никто не поверит, что эти

Бродяги-стихи суть родные мне дети.

Нелегко было решиться

С "самиздатом" подружиться.

Я сначала вирши эти

Помещал в стенной газете.

Штук пяток, что понегодней,

Напечатал "Ежегодник".

Пару штук - самых пустых

"Альманах для молодых".

Я решил: мой час настал!

И поэму накатал.

Как друзья потом шутили,

В чересчур советском стиле.

Не попасть дабы впросак,

Снес ее в Союз Писак.

И горя от нетерпенья,

Ждал полгода обсужденья.

А когда пришел момент,

Был разбит как… диссидент!

Как абстрак… тьфу!… ционист!

И, представьте, сионист!

А ведь я средь тех писак

Был единственный русак.