Роберт Бёрнс - Избранные переводы

Король ответил:
— Глупости! —
Король сказал:
— О, боже мой! —
Король вздохнул: — О, господи! —
И снова лег в кровать.

— Еще никто, — сказал он, —
Никто меня на свете
Не называл капризным.
Просил я только масла
На завтрак мне подать!

На это королева
Сказала: — Ну конечно! —
И тут же приказала
Молочницу позвать.
Придворная молочница
Сказала: — Ну, конечно! —
И тут же побежала
В коровий хлев опять.

Придворная корова
Спросила: — В чем же дело?
Я ничего дурного
Сказать вам не хотела.
Возьмите простокваши,
И молока для каши,
И сливочного масла
Могу вам тоже дать!

Придворная молочница
Сказала: — Благодарствуйте! —
И масло на подносе
Послала королю.
Король воскликнул: — Масло!
Отличнейшее масло!
Прекраснейшее масло!
Я так его люблю!

— Никто, никто, — сказал он
И вылез из кровати,
— Никто, никто, — сказал он,
Спускаясь вниз в халате,
— Никто, никто, — сказал он,
Намылив руки мылом,
— Никто, никто, — сказал он,
Съезжая по перилам,
— Никто не скажет, будто я
Тиран и сумасброд,
За то, что к чаю я люблю
Хороший бутерброд!

Нет, у него не лживый взгляд,
Его глаза не лгут…
Они правдиво говорят,
Что их владелец — плут.

Наш лорд показывает всем
Прекрасные владенья.

Так евнух знает свой гарем,
Не зная наслажденья.

У него — герцогиня знакомая,
Пообедал он с графом на днях…
Но осталось собой насекомое,
Побывав в королевских кудрях.

В кромешный ад сегодня взят
Тот, кто учил детей.
Он может там из чертенят
Воспитывать чертей.

Господь во всем, конечно, прав,
Но кажется непостижимым, —
Зачем он создал прочный шкаф
С таким убогим содержимым!

Здесь Джон покоится в тиши.
Конечно, только тело…
Но, говорят, оно души
И прежде не имело!

О ты, кого поэзия изгнала,
Кто в нашей прозе места не нашел, —
Ты слышишь крик поэта Марциала:
«Разбой! Грабеж! Меня он перевел!..»

Сто дней Адама все напасти
Происходили от жены.
Та, у кого ты был во власти,
Была во власти сатаны.

Рыдайте, добрые мужья,
На этой скорбной тризне.
Сосед покойный, слышал я,
Вам помогал при жизни.

Пусть школьников шумливый рой
Могилы не тревожит…
Тот, кто лежит в земле сырой,
Был им отцом, быть может!

Как твоя госпожа, ты трещишь, дребезжа,
Обгоняя возки, таратайки,
Но слетишь под откос, если оси колес
Ненадежны, как сердце хозяйки!

Чего ты краснеешь, встречаясь со мной?
Я знаю: ты глуп и рогат.
Но в этих достоинствах кто-то иной,
А вовсе не ты виноват!

Джеймс Грив Богхед
Был мой сосед,
И, если в рай пошел он,
Хочу я в ад,
Коль райский сад
Таких соседей полон.

Пусть по приказу сатаны
Покойника назначат
В аду хранителем казны, —
Он ловко деньги прячет.

Пред тем, как предать капитана могиле,
Друзья бальзамировать сердце решили.

— Нет, — молвил прохожий, — он так ядовит,
Что даже червяк от него убежит.

Покойник был дурак и так любил чины,
Что требует в аду корону сатаны.

— Нет, молвил сатана. — Ты зол, и даже слишком,
Но надо обладать каким-нибудь умишком!

В году семьсот сорок девятом
(Точнее я не помню даты)
Лепить свинью задумал чорт.
Но вдруг в последнее мгновенье
Он изменил свое решенье,
И вас он вылепил, милорд!

В его роду известных много,
Но сам он не в почете.
Так древнеримская дорога
Теряется в болоте!

Нет, вы — не Стюарт, ваша честь:
Бесстрашны Стюартов сердца.
Глупцы в семействе этом есть,
Но не бывало подлеца!

Пусть книжный червь — жилец резного шкафа —
В поэзии узоры прогрызет,
Но, уважая вкус владельца-графа,
Пусть пощадит тисненый переплет!

О, будь у скóттов каждый клан
Таким, как Джинни Скотт, —
Мы покорили б англичан,
А не наоборот.

Эльф, живущий на свободе,
Образ дикой красоты,
Не тебе хвала — природе!
Лишь себя играешь ты!

Позабудь живые чувства
И природу приневоль,
Лги, фальшивь, терзай искусство —
Вот тогда сыграешь роль!

Полно вам шипеть, как змеи!
Всех затмит она собой.
Был один грешок за нею…
Меньше ль было у любой?

Не хвастайся, дряхлый рассудок людской
Безумству — любовь и почет.
Сулишь ты, рассудок, прохладный покой.
Безумство восторг нам дает!

— Зачем надевают кольцо золотое
На палец, когда обручаются двое? —
Меня любопытная леди спросила.

Не став пред вопросом в тупик,
Ответил я так собеседнице милой:
— Владеет любовь электрической силой,
А золото — проводник!

Нет злее ветра этих дней,
Нет церкви — этой холодней.
Не церковь, а какой-то ледник.
А в ней холодный проповедник.

Пусть он согреется в аду,
Пока я вновь сюда приду!

Ушел ли ты в небесный рай
Иль в ад, где воют черти, —
Впервые этот вздорный лай
Услышат в царстве смерти.