Александр Ярославский - Бессмертие

Мозоли?
  Не верю,
Что это признак того, кто трудиться
Должен подобно зверю.
      У Оли
Способность имеется браниться.
На языке мозоли.
    То-же трудящаяся?
Не верю, –
    Истина негодящаяся.
Рабочего руки должны быть чище
Неба в солнечный день.
Того же, кому работать лень –
Грязные, как у свиньи в носище.
Глупо разсуждать.
Цилиндры и фраки
Для богатых только…
Рабочие должны носить их и рвать
Как шкуру волка
    Рвут собаки.
Года пройдут
И эта сбудется речь –
    Вспомните!
Даже у печки
Будет пекарь стоять и печь
В крахмале и при золотом колечке.

Красоту создаете.
Напечатали горы книг
И думаете
  Знаете
    Куда идете.
К чему пытливый ваш ум привык?
Автодиданта
Услышите и зажмете рот –
Не изучил стиха семинарист дескать.
А я вот
  Малая Антанта
Возьму и начну вас Большую трескать.
Пора привыкнуть.
Мал золотник да дорог.
Привыкли вы всегда нас ткнуть,
Как кошка тычет морду в творог.
Однако довольно!
Автодиданты!
Забудьте страхи… Они побиты,
Эй, музыканты!
Играйте «Вольно».
Былое «Смирно» у нас забыто.

Оставьте!
Конечно это не революция.
Зачем ходить ей по России измученной
Не верьте, не верьте этой
Мысли заученной!
Просто простак устроил шествие,
Выдумав ни к чему баррикады
И в своей простоте сумасшествия
Организует земные ады.
Угрюм простака вгляд,
Словом одним угрюм.
Залез идей яд
И в моей души трюм.
Смотрите!
Души других
    Яд отравил.
А ну-ка, ответьте – разве друг их
Мафусаил?
Ах, не говорите –
Жиды виноваты.
    Грешно.
      Вино из ваты –
Это смешно.
Глупо даже.
Да кто слыхал,
Что слово может пробить
Голов блиндажи?
Просто самим хотелось
Участвовать в сумасшествии.
Так других винить зачем же?
Прикажите повернуться Темзе
И обратно продолжать шествие.
Можете? Вот как!
Ну так конечно это не революция –
Зачем ходить ей по России измученной.
Не верьте, не верьте этой
Мысли заученной.

Спустилась с чердака небес
По лестницам дождей угрюмых
И пробралась матросом в лес
Через деревьев разных трюмы.
Поела зимние плоды
И по дороге распростерлась
Туда, где лента из воды
Коленком в монастырь уперлась.

Нажав коленом на груди снега,
Впивался жалом ему он в тело,
А в залах неба, как бы телега
О плиты пола, несясь гремела.
В качалках ветра заснули тучи,
Прильнув губами друг к другу страстно,
Себя заботой за день измучив,
Гоняясь длинью дорог напрасно.
А он с упрямством, присущим зверю
Впивался жалом все глубже в груди
И было больно тогда апрелю
Лежать в столовой воды на блюде.

Во фраке модном из красных флагов,
С прической модной интерплакат,
Сегодня в праздник трудмакрофагов,
О, город славный, ты вновь богат.
В домах-карманах – червонцы славы,
На пальцах улиц кольцо побед.
Уста – газеты – кипенье лавы,
Глаза – аэро – хвосты комет.

Из кобуры тяжелых туч
Вдруг вынул кто-то Смит-Вессон
И пулей солнца яркий луч
Пронзил земли спокойный сон.
Поранен первым был петух,
В хлеву дремавший с сонмом куриц.
Вторым поранен был пастух,
Коров зовущий в залы улиц.
По корридорам темных труб
В уборную пространств небесных
Поплелся дым, чтоб интересных
Коснуться туч краями губ
И посмотреть, в кого стреляет
Невидимый для всех стрелок,
Да как невольно вызывает
Земли проснувшейся зевок.

От улицы темной до улицы темной
Протянуты руки огневых лучей,
Шагает панелью мощеной, но ровной
Любитель прохлады весенних ночей.
Подернутый дымкой седого тумана,
Виднеется в небе кладбищенский крест
И спит насыщенный парами дурмана
Весны молодой окружающий лес.
Простая картина. В ветвях орошенных
Росою ночною, из чаши небес
Баюкает в гнездах птенцов полусонных
Шалью покрывшийся черною лес.

Отворил окно… Взмахнула
Стэком ветра тьма ночная,
Занавески всколыхнула,
Но остался у окна я.
Вижу… Медленно, но прямо
В дверь окна туман плетется.
Дальше – черной грязи яма.
Слышу: кто-то в ней смеется.
Стало жутко… Закрывая,
Слышу смеха переливы.
Стэком ветра тьма ночная
О стекло стучит игриво.

Упавший лист воспеть – воспеть геогеничность,
От солнца кинутый в пространство земного шар.
Филогеничность великую первичность
Соединенный с влажностью главенствующий жар.
Умерший червь воспеть – воспеть зоогеничность,
Земной корою скованный пожар.
Воспеть себя, условий всех наличность
Природой выполненных умнейшему в дар.
Кого бы не воспеть, всегда воспеть начало,
Затем воспеть конец. К чему же жизнь тогда?
О, как бы я хотел немного и немало,
Чтоб жажда все познать во мне не угасала,
Чтоб вечно бы во мне бессмертье обитало,
А умереть – ни разу никогда.

Жена-земля наскучила нам.
Влюблены мы в Луну, девушку скромницу,
Друга дома – ее оставляем вам,
Мы другую нашли любовницу.
Взглядами целовать поверхность луны.
Мыслями обнимать ее толстое тело.
Мало! Шахтами хотим целовать ее мы,
Проспектами городов обнимать ее смело.
Платье одеть на нее кислородное,
Ремешком электрических проводов опоясать,
Обратить навсегда в плодородное
Это бесплодное девичье мясо.
А упившись своим достижением,
Взять в любовницы детку Венеру,
О, с каким бы, с каким наслаждением
Обессмертил я эту химеру.

Осмокингованный, опиксафоненный
И оцилиндренный, вчерашний раб
Двуного двинулся на вновь построенный
Планетноплаванья Гигант-корабль.
В уют каюты дымя гаванною,
Маркизосидючи «Бессмертье» чтя,
Треплю обшивочку рукой диванную,
Опасность плаванья к луне учтя.
И нет волнения, и нет сомнения,
Я Циолковскому себя вручил,
Вот дрогнул остовом и я в движении
К Луне колонии корабль поплыл.

На аэро-фантазии реактив вдохновения
В межпланетность пустынь дерзость мысли умчал
И земля позабыта в сознании Гения.
Межпланетность пустынь лишь начало начал.
И вот дерзкая мысль на платформе-Луне
Экспрессирует с 1-м на пленный Сатурн.
Все открыла, познала, но хочется мне
Продолжать, затянуть этот Космосный штурм.
Но, увы. Бесконечность, бескрайность пространств –
Это жупел лишь только для слабых умом.
Все конечно! – Поэты, конечному станс
Опивайтесь «Святой Бестиали» вином.