ААА. Ю. Эйхенвальд - Когнитивный диссонанс

И вообще, кто он, Гофман этот?
Его биография сильно напоминает его сказки.
Гофман, Эрнст Теодор Амадей (Вильгельм) – он кто, писатель, музыкант, или он, этот… «асессор камергерихта»?
Воистину, «чудовищная мешанина». И, если то, что про него написано…
Как там, у Высоцкого: «И, если правда оно, ну, хотя бы, на треть…» – мы имеем дело с великим сказочником, великим музыкантом и, скажем прямо, с человеком ненормальным, что, впрочем, и так понятно: чай, нормальный-то человек, сказку про Щелкунчика не напишет.
А теперь, скажите-ка мне, «господа благосклонные читатели» , имел ли право, Гофман этот, писать такое!

Имел ли он, право (хотя бы, моральное право) помещать в своих сказках нормальных людей
в ненормальные обстоятельства.

И, пока вы думаете, поинтересуюсь: «А тот, наш, другой Гофман, который Алик, он-то почему, считает себя вправе хватать человека и тащить его в дурдом.
Он, что… считает,
что это нормально»!?
Почему, собственно?
Потому, что мама попросила, а инопланетяне не возражали, или потому, что Алик Гофман, как раз, заведовал дурдомом, и… Серёге, в тот раз, просто повезло, что Алик не заведовал живодёрней.

Ведь, это же неправильно, Господи!
Не Ты ли учил: «Коей мерой мерите – тою же, вам и отмерят…» А посему, Господи, позволь воздать Гофману Гофманово: рассказать сказочку, а в ней…

мы аккуратно поместим Гофмана в
ненормальные обстоятельства.

О, нет, Господи, Эрнста Теодора
Амадея мы трогать не будем:
«Мир его праху и Слава его Искусству»,

а, вот Алика Гофмана…

Итак, по Божьему попущению, по моему хотению – вот вам,
читайте, возможно понравится…

А, впрочем, скорее всего, нет.

Ибо, как говорил,
незабвенный Кот Мурр:

«Как редко, однако,
встречается истинное сродство душ
в наш убогий,
косный,
себялюбивый век»!

«…Он бежал по мосту, по холсту, по огромной реке, через дым психбольниц отражением чёрного солнца, и застыл его ужас и крик на последнем витке, по всему, что утрачено и никогда не вернётся…»
Мария Махова

Предисловие
И кто придумал эти компьютеры!

Вся энергия перетекает в голову, а то и, вовсе, в глаза.

К концу рабочего дня, чувствуешь себя «Шалтай – Болтаем»: ног, просто нет. Выползаешь из компьютерных объятий и, полностью высосанный, плетёшься, как Буратино, на деревянных ножках – лучинках, а глаза, красные, наполовину невидящие…
А мне ещё, на две дачи заехать надобно, на Канатчикову к Серёге, а потом на свою дачу – к жене и детям.

Вот так, по дороге с дачи на дачу, я и встретился с тетрадкой.
Тетрадка лежала на скамейке, скамейка стояла на территории психиатрической больницы имени Кащенко.
Серёга лежал в этой самой больнице, а я его навещал.
Не знаю, каково там было Серёге, он держался молодцом, рассказывал анекдоты, спел мне местную песню:
«…О, мальчик, Боба, ну где же, твоя шляпа?! О, мальчик Боба, ну что же, скажет папа…»!
Я счёл за благо поверить, что ему здесь хорошо.
А вот мне, здесь было погано. Не скажу почему, всё, вроде, пристойно, но… этот… привкус дури, запах дури, помноженный на запах «казённого дома»…

«Пси поле» – объяснили мне «знающие люди» – спасибо, ребята, теперь-то, мне всё, всё стало понятно.
Впрочем, большое спасибо коллективу «душевной больницы», за то, что не услышал я здесь «неслышного и не прекращающегося вопля», который так донимал меня в «Пансионате для психохроников» в Филимонках (За что спасибо? Да, говорят, процентов сорок «пси излучения» вырабатывают сами сотрудники больницы. Я упомянул про ещё одну психбольницу, но… не подумайте, пожалуйста, что это у нас семейная… черта; профессия у меня такая, где мне только не пришлось побывать по долгу геодезической службы).
Итак, все силы из меня были высосаны на работе, да ещё это «Кащенковское поле псёвое» – энергетически ушёл я далеко в минус, лёгкий ветерок реально сдувал меня с дорожки.
Я еле добрался до скамейки, тяжело на неё плюхнулся и понял, что счастье

это, когда уселся и вытянул ноги… Часть меня, в которой ещё не заснуло чувство Долга, тащила тело в семью. Остальной организм молил о передышке. Надо было срочно придумать, зачем я сижу, а не бегу дальше,
и я заглянул в тетрадь:

«…Легко ли быть наблюдательным человеком? —
Ответ очевиден: «Не легко». «Это почему же»? – Спросит кто-нибудь.
Я знаю, вы-то не спросите,
но, ведь, всегда, в толпе находится Некто, который непременно задаст глупый вопрос.
Пока вы раздумываете… Некто, успеет вдохновенно пролаять:
«Это почему, же»!? «О, Боже»! – рефлекторно обращусь я к высшей силе —
«Когда же, нам будет ниспослано это счастье – разговаривать не торопясь,

в такт своим мыслям, без разнообразных подслушивающих и поддакивающих»?!
Высшая сила откликнулась немедля: «Ваше время ещё не пришло, нечего тут… разойдитесь по палатам»! – возвестила она, устами своего посланника, и толпа рассеялась.
«А вы двое – ждите, пока вызовут… и, чтоб, ни-ни!» – буркнул «посланник» и вышел на прокуренную лестницу.
Мы, глянули на ниспосланного к нам, и вновь подивились: сколь же он грозен.
Посланников свыше, вообще-то, называют ангелами, вид их может и должен вызывать трепет и восхищение.
Наш ангел не исключение, воззрите на его лик – трепет вам гарантирован.
Что же до восхищения, вам придётся поработать над собой.
Для начала, попробуйте «ангелу» посочувствовать, вы же видите, ему не легко: лоб его изборождён складками, глаза слезятся, а когда он, время от

времени, осторожно дотрагивается до того места, за ухом, на котором, из-под приклеенного к бритой голове куска марли, проглядывает зелёнка, веки его прикрываются, а дыхание замирает.
Ох, вчера ему было трудно…
Вы скажите: «Ещё бы, проглотить столько отравы» – и будете не правы… Что значит: «мог бы, и не пить» – а вы могли бы… не дышать!?
Каждый из нас, послан на эту Землю, с определённой целью, и для каждого прописаны специальные условия: одному, скажем, не рекомендуется
есть человечину,
а другому… не положено пить воду…
А ещё бывает, что «Долг» и «Честь» – тянут в противоположные стороны и тогда надо суметь пройти между ними, как по лезвию… весело так пройти, чтобы судьба на тебя не обиделась.
Похоже, вчера,
«ангелу» это не удалось.