Махтумкули - Избранное

Знайте, Фраги только истину пишет,
Люди дурные неправдою дышат —
Праведных слов никогда не услышит
Богом самим обойденный джигит.

Нужна джигиту-гордецу
Носительница чар под стать.
Скакун арабский — храбрецу,
Алмазный зюльфикар — под стать.

Джигит, как тур, на брань встает,
Со славой гибнет за народ:
Ему певучих стрел полет
И мстительный удар под стать.

Кто брату в нищую суму
Положит хлеб и соль, тому
Почет в миру, казна в дому —
Судьбы случайный дар — под стать.

Разлука сердцу — смертный тлен.
Каабу видевший — блажен.
Влюбленному — желанный плен,
Свиданий тайный жар под стать.

Рыдать мне больше не вели!
Возлюбленной Махтумкули
Под стать и косы до земли,
И звучный мой дутар — под стать!

Сначала невежду смешит
Ему непонятное слово.
На кряже туман пролежит
До первого ветра морского.

Гляди, не покаясь умрешь,
Душа пропадет ни за грош —
Блудишь ли, хмельное ли пьешь
Бежишь ли из края родного.

Таятся предатель и тать,
А мудрый не может молчать;
Заплачет верблюдица-мать,
Ища сосунка дорогого.

Под солнцем растопится лед.
Покоя джигит не найдет,
Пока не разделит забот
С подругой своей лукобровой.

Сынам седоусый боец
Покажет почетный рубец.
Неопытный ищет храбрец
Водительства мужа прямого.

Немолчная песня обид
О чести и мести гремит;
На бой подымаясь, джигит
Не слышит стороннего зова.

Уйдешь, не оставив следа.
Джигит неразумный, когда
В свои золотые года
Ты смеха не знал молодого.

Господни гласит письмена:
Живому любовь суждена.
Главам ослепленным — луна
Предстанет еще без покрова.

С вопросами юность пришла, —
А жизнь и тревожна, и ала…
И снова гора да скала
Седого зовут зверолова.

Ты взыскан высокой судьбой;
До гроба ты будешь собой,
Фраги, песнопевец седой,
О розе тоскующий снова!

Не может счастьем похвалиться
Тот, кто безроден и гоним,
И руках работа не спорится,
Когда на ею одержим,

Сын у тебя не народится
Твой род достойным не продлится.
Душа мечтой не озарится —
Зря пропадать трудам твоим.

Дано не венкой ловчей птице
Домой с добычей возвратиться.
Зачем на пиршествах томиться
Тем, кто угрюм и нелюдим?

Когда долина истощится —
В соседней можно поселиться.
Кто в честный спор вступить боится,
Тому родиться бы немым.

Так что ж Махтумкули не снится,
Когда есть хлеб, чтобы кормиться,
Есть сабля, чтобы защититься,
И друг, что верен и любим?

Для слов разумных будь всегда открыт.
Беседа с мудрецами веселит.
Ударом ловким не хвались, джигит,—
Ведь пощадить врага подчас ценнее.

С неверным рядом избегай сидеть:
В навоз попав, зловонным будешь впредь.
Случится, что алмаз оправят в медь,
Не станет оттого алмаз ценнее.

Обидой на добро не отвечай.
Прекрасному все мысли посвящай.
Не оскорбляй людей и невзначай.
Беги от вора!.. Пес для нас ценнее.

О, если б не являлись мы на свет
Иль, появись, узнали: смерти нет!
Презрев добро, себе наносишь вред.
Ведь в людях доброта всего ценнее.

Махтумкули! В нужде, в беде большой
Не отступай от Истины душой.
Искусством возмещаем мы покой,
Но капля счастья во сто раз ценнее!

Народу — сила, мир, беседа,
Семейных очагов тепло;
Джигиту — битва и победа,
Булат и крепкое седло.

Ложь предоставь на все готовой
Мирской молве. Не надо слова
Ни раздраженного, ни злого:
Народ мой ненавидит зло.

Уходит жизни гость мгновенный,
Но не скудеет хмель блаженный:
Пирует жизнь. Творца вселенной
Непостижимо ремесло.

Не нам гадать о нашей доле;
Я только вскрикнул поневоле,—
Мне жаль тебя, морщины боли
Тебе врезаются в чело.

Мы сами выковали чаши
Добра и зла. В них судьбы наши.
Скажи, Фраги, какая краше,
Пока нам время не пришло!

Выходят гоклен и йомуд на дорогу
И смотрят: не скачет ли в стан Чоудор-хан?
С молитвой припав к милосердному богу,
Муллы дочитали Коран, Чоудор-хан!

На поиски горлицы вдаль полетели,
Рванулись и выпили реку форели;
Невесты халаты скроили — хотели
Окутать шелками твой стан, Чоудор-хан!

В туманы оделся гранит крутоглавый,
На небе Мюррих показался кровавый;
Не в силах взлететь, через мертвые травы
Влачится, трубя, ураган, Чоудор-хан!

Пришли конепасы, пришли коневоды,
Глубинные рыбы покинули воды.
Томясь на земле, застонали народы,—
Тревогой весь мир обуян, Чоудор-хан!

Скитальцы забыли далекие страны,
Купцы возвратили свои караваны;
Встречают рыданьями сумрак багряный
И дэвы и люди всех стран, Чоудор-хан!

Высокое имя гремит по вселенной,
Кто был в Хиндостане — вернулся мгновенно.
Гадающим ныне по книге священной
Не может помочь и Лукман, Чоудор-хан!

Стрела у туркмена застыла на луке,
На мир возложил ты могучие руки
И скрылся. Склонясь, обреченный на муки,
Исходит слезами Туран, Чоудор-хан!

Взывает Фраги: где мой брат? Где земная
Опора моя? Где мой сокол?—
Седая Мутится моя голова, поникая.
Клубится кромешный туман, Чоудор-хан!

Щит родины, око мое — Чоудор-хан
Почиет среди похоронных рыданий.
Друзья! Кто утешит воинственный стан
Гокленов, рыдающих о Чоудор-хане?

Пока он родимые земли берег,
Враги не топтали окрестных дорог.
За старой горой Чоудор-хан изнемог,
И змеи клубятся у ног, мусульмане!

Морозом хазан задышал на лету,
Осыпалась лучшая роза в цвету,
И горы в немую глядят высоту,
И слезы роняют глаза их в тумане.

Где лук исфаганский? В небесном краю —
В небесном краю, светозарном раю.
Я в плоти остывшей, скорбя, узнаю
Дворец разоренный людских упований.

Что плачешь, Фраги, при могучих мужах?
Но слезы дрожат и у них на глазах.
Серебряный прах заклубился в горах,
И меркнут светила в ночном океане…