Сильвен Тессон - Лето с Гомером

Ее предчувствие открывает перед нами один несомненный факт (Гомер, думаю, согласился бы): война – это наше главное занятие. Возможно, даже самое древнее, чтобы не сказать – извечное. Ее угли продолжают тлеть под поверхностью мирной жизни. И наши предположения о том, что каждый следующий мировой пожар – «последний и решительный», вероятно, просто совпадают с надеждами отправляющихся на фронт солдат, которые, как и мы, невнимательно читали Гомера.

В начале «Илиады» люди не хотят войны. На исходе девяти лет сражений ахейцы, достигнув моря, надеются вернуться домой.

Время погасило их пыл, как это обычно и происходит со всякой армией, находящейся вдали от дома.

Люди мечтают о домашнем очаге.

Ничего так не наполнено ностальгией, как ночь солдата. Наполеон это хорошо знал, утверждая, что готовился к сражениям, прислушиваясь к сновидениям своих солдат.

Даже Агамемнон, сын Атрида, признает это: троянский поход неудачен, пора думать о возвращении. Его надежда на возвращение слышна уже в первых стихах «Илиады»:

Это первые песни. Тем не менее, несмотря на все надежды на мир, вскоре прольется кровь и вопли будут заглушать лязг металла.

А пока что человечество, не столь бесцеремонное, как боги, все еще пытается избежать кровопролития.

Пробуют решить проблему дипломатическим путем.

Но не являются ли все эти пустые речи верным знаком предстоящей войны? Чем изысканнее любезности послов, тем ближе трагедия…

Эти первые песни представляют собой композицию.

Гектор побуждает своего брата Париса к дуэли с Менелаем. Победивший получил бы Елену, и обе армии смогли бы вернуться домой. Затем он пытается превратить надвигающуюся войну в драку между двумя воинами. Он знает, чувствует, что

Во избежание такого сценария, он предлагает, чтобы какой-нибудь грек бросил ему вызов.

Такое решение является древней мечтой человека: преобразовать войну в поединок двух полководцев. Тем самым два могущественных человека разрешили бы свой конфликт. Каждый представлял бы свой народ. Это было бы дуэлью титанов, обладающих репрезентативной властью.

В конце концов, не это ли принцип современного путча: претенденты на трон или президенты уничтожают друг друга в своих дворцах, гибнут несколько предателей, но массы при этом не затрагиваются.

Представьте себе, сколько тонн крови удалось бы сэкономить, если бы Александр I и Наполеон на рассвете и при свидетелях сразились бы на дуэли. Или если бы кайзер Германии и Клемансо сошлись друг с другом на Марсовом поле в Париже?

А что, если бы сегодня султан Эрдоган вызвал бы на поединок по кечу канцлера Германии Ангелу Меркель?

Дуэль была бы для ахейцев благим решением, театральной мечтой, приятной фантазией. Но жадные до людской крови боги всегда прячутся где-то рядом.

Короче говоря, блондин Менелай мог бы бросить вызов красавцу Парису. Это решило бы судьбу Елены.

К тому же такой поединок смотрелся бы просто великолепно. Кристофер Нолан мог бы сделать потрясающий видеоряд.

В начале «Илиады» намерения людей вполне достойны похвалы. Все устали от войны. Вскоре окажется, что боги тоже устали – от людей.

«Илиада» и «Одиссея» – попытки избежать уныния.

Агамемнон излагает основные принципы такого единоборства:

Это решение сэкономило бы столько крови! Но не стоит забывать о том, что боги воинственны. Они заставят людей нарушить этот договор, причем сделают это довольно топорно.

Позднее, каждый раз, когда мы будем свидетелями столкновения армий, один из богов всегда будет где-то рядом, позади войск, занятый своими махинациями, разжигающий и поощряющий пыл борьбы. А Зевс «устремил их на брань» даже не прибегая к уловкам, говорит Гомер, описывая штурм под предводительством Гектора. Вот это признание!

Моя мать напевала мне в детстве одну советскую песню периода «гонки вооружений» – «Хотят ли русские войны».

Боги – не русские. Они любят войну. Они хотят ее. Они толкают людей к ней. Они разделяют, чтобы властвовать.

Как говорится, нет худа без добра.

Великие боги, – вчера это были боги Олимпа, сегодня это политики, – процветают на наших руинах. Руины – это их чернозем. Здесь уместно напомнить о том, что некоторые нефтяные олигархи с успехом извлекают свою частную выгоду из коллективного беспорядка.

Итак, боги инициируют войну. Никто уже не может остановить ее. Это животворящая сила.

Люди! Человеки! Не стоит высвобождать дремлющую в нас жестокость.

Мы тем самым пробуждаем в себе такое исступление, которое уже невозможно остановить. Война превращается в некое автономно живущее чудовище.

Здесь можно было бы переиначить одно высказывание Симоны Вейль. «Илиада» – это, конечно, поэма силы, но она же и поэма слабости.

Потому что бушующие в «Илиаде» силы, звон мечей и натиск противников выдают человеческую слабость перед толкающими их на войну богами, малодушие человека, не способного избежать войны, не способного сосредоточиться на мирной жизни и обреченного на невзгоды. Как не согласиться с Гераклитом, писавшим, что «война – отец всего». Или с Бальзаком, который в «Трактате о современных возбуждающих средствах» цитирует одного хорошо известного императора: «Война – состояние естественное».