Сильвен Тессон - Лето с Гомером

Хюбрис поочередно охватывает всех сражающихся. Он переходит от человека к человеку, проникает в него, как заразный вирус. Воины, ахейцы и троянцы, передают эту заразу друг другу. Они отключают мозг, сказали бы в наш электронный век. И тогда уже ничего не может их остановить.

Захваченный пылом сражения Менелай предлагает нам свое собственное определение хюбриса :

Ахиллес – воплощение хюбриса . В Трое, униженный Агамемноном, он сначала не участвует в сражении. Отправляет назад Одиссея, пришедшего просить его вступить в битву. Но когда гибнет его друг Патрокл, он наконец решается. И тогда выпускает на волю всех своих демонов, претворяя свой гнев в безудержную ярость.

По троянской земле катится волна крови. Всеми овладевает «дьявольская одержимость» , как сказали бы приверженцы устаревшей христианской терминологии. Ярость Ахиллеса испугает даже богов на Олимпе:

Ахиллес убивает, не обращая ни малейшего внимания на мольбы, перерезает горла, рубит головы. Чрезмерность – это река, по которой уже не поплыть вспять, это бурная река крови, перекрыть которую могут лишь боги. И в конце концов эта безудержная ярость Ахиллеса вызовет отвращение даже у богов.

Подобное состояние, когда воин в трансе не мог остановиться, круша все вокруг и пополняя новыми жертвами список своих славных трофеев, древние греки называли аристией . Гомер дает нам примеры аристии безудержных воинов.

Аристии Диомеда, Патрокла, Менелая и даже самого Агамемнона напоминают наркотический экстаз. На людей проливаются потоки огня, железа и крови. И современный читатель не может не вспомнить о фильме Фрэнсиса Копполы «Апокалипсис сегодня», когда американские военные вертолеты «Ирокез» уничтожают целую деревню вьетнамских рыбаков под литавры вагнеровского полета валькирий. Чрезмерность – это дохристианский апокалипсис:

Гомеровская аристия хорошо знакома всемирной истории. В германской традиции и скандинавских сагах существовали так называемые берсерки, люди-волки или люди-медведи. Так называли воинов, посвященных в секреты тайных обществ. Им приписывали «магически-религиозную силу, превращающую их в хищных зверей», пишет Мирча Элиаде [70] См.: Элиаде М . Тайные общества. Обряды инициации и посвящения. М., 1999. . Они внушали противнику ужас. Выражение «furia francese», возникшее в эпоху Возрождения, указывает на схожие свойства французских воинов [71] Итальянское выражение «французская фурия» возникло после битвы при Форново 6 июля 1495 года. . Наполеон также это использовал, когда десятитысячная кавалерия Мюрата обрушилась на русскую армию при Эйлау. Разве это были не те же гомеровские хищные звери, выпущенные на троянскую равнину, не те же берсерки?

Умерим немного этот военный энтузиазм. Нет ли в таком освобождении от всех ограничений тенденции к саморазрушению? Античное неистовство могло бы означать желание со всем покончить. В состоянии ярости человек устремляется к пропасти, при этом смутно надеясь, что его что-нибудь остановит – бог или роковая стрела. А не является ли чрезмерность формой мифологического суицида?

Кажется, в ярости Ахиллеса невозможно не диагностировать тягу к смерти, причем он хочет увлечь за собой в царство мертвых весь мир, целый космос, людей и саму природу. Так Нерон, стоя на римской городской стене, разжигал свой погребальный костер и хотел, чтобы все погибло вместе с ним.

Девять дней спустя после смерти Гектора Ахиллес все еще продолжает издеваться над телом своей жертвы. Зевс призывает к себе на Олимп Фетиду и отдает ей приказ:

То есть человек может вызвать у богов отвращение.

В этом парадокс чрезмерности: будучи невыносимой для богов, она ими же и поддерживается в человеке. Человек пытается от нее уйти, боги толкают его к ней. В конечном счете боги не так уж к нам и добры. Даже хуже! Они презирают нас. Аполлон описывает людей Посейдону как

Чтобы у создателя возникла нежность по отношению к своему творению, нужно будет дождаться христианского откровения. А пока боги толкают людей к войне. Как говорила Симона Вейль, происходит «подчинение человеческой души силе».

Открывая свое имя циклопу, что является проявлением гордыни, формой хюбриса , Одиссей навлекает на себя гнев Посейдона. Краснеете ли вы от злобы или кичитесь от гордости, вас ждет та же участь, потому что вы отступаете от умеренности.

Позднее христиане придумают понятие первородного или простительного греха. Но принцип остается тот же: за ошибку надо платить. Отсутствие какой-либо моральной теории у древних греков не позволяло им взвесить свои поступки на весах добра и зла. Они предпочитали судить о том, что согласовывалось с естественной мерой, а что ее оскорбляло.