Сильвен Тессон - Лето с Гомером

Войны следуют одна за другой со времен палеолита. Войну, конечно же, можно рассматривать как обычный контакт между людьми. Но со времен промышленной революции XIX века происходит еще кое-что: невиданное в истории человечества изменение реальности. Похоже, человек собрал все свои силы, чтобы одержать победу в борьбе с этим миром. Природа больше не диктует нам своих законов, не навязывает свой ритм жизни, не указывает на пределы наших возможностей. В этом и заключается чрезмерность нашего времени, а вовсе не в оживлении каких-то мусульманских фанатиков.

Давайте перечитаем «Илиаду», послушаем Аполлона и не будем забывать, что осквернение Скамандра может дорого нам обойтись.

Кого мы называем Гомером? Гения, одиноко гулявшего по берегу моря, или группу сменявших друг друга во времени бардов? Он оставил нам божественное слово. «Илиада» и «Одиссея», конечно же, обладают документальной ценностью, но прежде всего это литературные бриллианты, радующие наши глаза своими переливами. Когда вы держите в руке алмаз, вы не изумляетесь его молекулярной структуре, вы прежде всего любуетесь его переливами. В 1957 году историк искусства Бернард Беренсон признавался: «Я всю свою жизнь читал филологические, исторические, археологические, географические и прочие работы о Гомере. Теперь же мне хочется читать его – как произведение чистого искусства»… Обратимся к чистому искусству!

Мы сегодня загипнотизированы картинками. Мы предпочитаем разговору камеру «GoPro», мы верим, что дроны возвышают наши мысли и хотим не определения, а высокого разрешения. Во времена Гомера царствовала поэзия; глагол был священен. Слова разлетались, потому что они «крылаты», как писал Гомер. Вписать свое имя в эпопею поэта и было для героя славой! Так можно было стать частью человеческой памяти, слово давало бессмертие, освящало существование. Музы ведь были дочерьми Зевса и Мнемозины, то есть – памяти.

Одиссея как-то вечером пригласили за стол феаков. Никто его не узнаёт. Он просит аэда рассказать об одном эпизоде Троянской войны, слышит свое имя и благодаря этому рассказу понимает, что стал частью коллективной памяти. Он перешел эту черту, он победил забвение.

Человеку свойственно рассказывать истории. Звери не пишут романов.

Через пятьсот лет после Гомера, когда в 334 году до н. э. Александр Македонский перешел Геллеспонт и посетил могилу Ахиллеса, он заявил, что непобедимый воин Трои был счастливым героем, «потому что встретил Гомера, ставшего глашатаем его подвигов». Это были времена, когда слава заключалась не в миллионе лайков, а в упоминании твоего имени поэтом, одним из «побуждаемых богом» аэдов. Поскольку я тут произношу вам проповедь о пользе литературы, мне жаль, что прошли времена, когда

Это были времена слова. Может быть, они еще вернутся.

Умение говорить являлось добродетелью, сравнимой с искусством вести войну. Аэд, кстати, на щите Гефеста, где представлен весь спектр человеческой деятельности, занимает достойное место. Поэмы читались тогда вслух, и аэд сопровождал их чтение игрой на струнном инструменте. До нас дошли символические изображения поэта с лирой в руке. Чтение вполголоса, которое мы любим теперь, это сравнительно недавняя практика. Ее можно датировать поздним Средневековьем. Многие грамотные святые отцы не одобряли такое чтение, видя в нем что-то вроде погружения в себя и даже хуже – девиацию.

Я готов бороться за возвращение чтения вслух в общественных местах. Мадам Идальго [74] Мэр Парижа с 2014 года Анн Идальго. , несомненный гений Олимпа, придумала бы еще одну «белую ночь», ведь она знает все их секреты [75] Первый фестиваль «Белые ночи» состоялся в Париже в 2002 году при мэре Бертране Деланоэ. . Этому событию дали бы название «Облачимся в тогу», и на парижской агоре во все горло орали бы «Илиаду».

Послушаем гения, говорящего голосом Одиссея. Мы стоим перед стенами Трои. Царь Агамемнон предлагает своим войскам прекратить сражение. Он пытается убедить их в этом. Люди сражаются уже в течение девяти лет. Каждый надеется вернуться домой. Кроме Одиссея, который поднимает Агамемнона на смех и отчитывает воинов:

Слова Одиссея проникают в самое сердце. Гомер все время подчеркивает животворящую силу слова. Оно придает силы уставшим умам и отчаявшимся душам. Слово дает нам энергию, как солнечный свет бодрит наше тело после бессонной ночи. И поэтому оно – божественно.

Для древних греков глагол становится силой. Даже больше – почти богом!

В «Илиаде» мы все время слышим, как какой-нибудь воин или бог, стоя на баррикаде, обращается к уставшим войскам с проникновенной речью. Физическая сила и ораторское искусство всегда идут рука об руку. И силою этих слов можно снова поднять войска в атаку. Увещевание поднимает людей на бой! Как эти слова Посейдона:

Или как эта речь Диомеда перед измотанными троянским наступлением воинами:

Или эти проклятия воспрявшего от гнева Ахиллеса, который побуждает своих людей пойти за Патроклом, своим двойником и братом:

Правда ведь речи этих воинов-трибунов воодушевляют? Они трогают сердца солдат простыми словами. Слово вливает в их души свой чудодейственный эликсир. Оно дает им свою силу.

Нам, детям цифрового века, такие увещевания кажутся невозможными. Через две тысячи пятьсот лет после этих выступлений троянских героев между нами и миром встали экраны. Изображение низвергло слово с престола. Теперь именно изображение влияет на ход истории. Кто сегодня бросится в атаку под воздействием призывной речи?

В 2010-х годах, в начале эмиграционного кризиса, по тому же морю, по которому плавали ахейские корабли, люди бежали от бесчинств мусульманских фанатиков. Этих «мигрантов» (говоря на нынешнем новоязе) выбрасывало на пляжи, некоторые гибли в открытом море. Репортеры и романисты – кто только об этом ни писал, и совершенно безуспешно. Но сподвигла европейских политиков к действиям лишь фотография мертвого мальчика, выброшенного морем на пляж. Границы были открыты. Фотография заставила принять решение. Текст уже не может оказывать такого влияния на ход вещей. Уговоры Диомеда на поле брани или призыв 18 июня 1940 года [76] В этот день Шарль де Голль произнес речь, в которой призвал французов вступать в движение Сопротивления. больше невозможны. Дух слов больше не может волновать массы.