Клементина Бове - Ужель та самая Татьяна? [litres]

чтоб мучила и жгла

та о какой писали в старых книгах

тех что пылились в старом сундуке

на чердаке

хочу любви как в призрачном барокко

а в паточной любви немного прока

ты издеваешься, сестра?

Обидеть никого Татьяна не хотела.

Но хочет нечто уровнем повыше…

Не ту любовь, что в шариках воздушных, —

Другую, о которой пишут книги.

Но Ольга, вспыхнув, оживилась: «Таня,

да-да, – всё это нужно пережить

и обрести такой душевный опыт,

ведь это очень важно. А потом,

когда уж минет время первой страсти, —

сама увидишь, как чудесно это:

любить по-настоящему кого-то.

Когда пройдёт

медовый месяц,

горячку

время перемелет —

и вы, не замечая сами,

уж стали близкими друзьями —

вы в жизни создали опору – она

будет теперь и крепка, и нежна.

Ты больше не одна на целом свете.

А если уж потом родились дети…»

Дети! – тут прохватил Татьяну ужас.

Нет, Ольга вправду ничего не понимает.

«Об этих перспективах речи нет, —

Тут даже долго рассуждать не стоит».

Тут Энтони с Ольгой обмениваются взглядами заговорщиков.

«Ну, не сейчас, конечно, не так сразу.

Сперва пройдите жаркой страсти фазу…»

И вдруг Татьяна вспоминает, как однажды —

лет семь иль восемь минуло с тех пор? —

Ольга привела Энтони домой (волос у него на голове было тогда побольше),

И Татьяне – девушке тогда еще наивной —

и вправду показалось: это настоящая любовь.

Их так неукротимо тянуло друг к другу,

и это было так похоже на представления Татьяны о любви…

что немудрено было и ошибиться;

Зато теперь она видела ясно —

Это было игрой иллюзорной,

Напоказ похвалявшейся чувством, —

Трюк вроде киндер-сюрприза,

Сувенир из магазина приколов;

а значит

жертва Энтони – чудовищная ошибка;

материнство Ольги – жизненный тупик;

каждый вечер оба обречены на кошмар Сизифа —

одного по вечерам не оторвать от телевизора;

другой – только б не забыть утром сунуть в ранцы по шоколадке

для близняшек (а впрочем, очаровательных);

Но самое смешное – что в те времена

И представить было невозможно, что вся эта любовь осыплется как

сухая штукатурка,

Но ещё смешнее то,

что даже сейчас,

в гостиной с грубым бледным светом из плафона,

дослушивая прогноз погоды

и на ходу дожевывая пирог, —

о экзистенциальная немощь! —

они почему-то кажутся ей… счастливыми?..

вот забавно, а?

притом что их жизни низведены

а они даже этого и не заметили…

до откупоривания банок с зелёным горошком

и собирания с пола разбросанных деталек лего

а ведь наступать на них чертовски больно

Милый при детях ты ходишь ругаясь

О блин о блин прости дорогая

Ну вот и оооооопять…

Папа выругался опять

Тут под Татьяной едва не обрушился стул:

С кафеля белого он соскользнул,

и хорошо ещё, что не упал:

Едва успела схватить бокал.

Нет

я не вынесу посмешища такого

не верю в счастье

нет такого слова

чтоб после незабвеннейших страстей

на стенки вешать фотографии детей

по вечерам мы дома бы торчали

и просто оба вместе бы скучали

Воспоминанье, словно крик зловещий,

В душе Татьяны мигом ожило…

Давно не слышала я этой фразы.

И кровь застыла в жилах

вместе б скучно

нам было

Да, помню, кто её сказал,

и тон его сухой…

Вот чем ответил на мою любовь

Она меж ненавистью и тоской,

А желчный сплин ей отравляет кровь.

Нет

не могу и не хочу я согласиться

Но отвечает изнутри зловещий голос:

Да отчего ж? Всё так, и нечего беситься.

Вот скука-то.

За это ты боролась?

А ведь тебя уже предупреждал

Тот, кто всё знал и ничего не ждал.

Вам вместе было б скучно, несомненно;

Ты это знаешь; он тебе сказал.

Воспоминание терзает хуже пытки,

у Ольги ж на лице – одни улыбки:

«Любовь такая

стоит жертв, Татьяна.

Всерьёз работать начала ты слишком рано;

Смотри, не доработайся до точки!

Тебя ждёт жизнь!

Ну, кто доест цикория листочки?»

Не стоит возвращаться слишком поздно.

Ведь завтра ранний самолёт.

«Как бы там ни было, – говорит Ольга, – держи меня в курсе. Надеюсь, – добавляет жеманно, – что ты скоро познакомишь нас с твоим воздыхателем».

Глупо уходить, даже не попытавшись: и Татьяна, пока Энтони вышел в туалет, в последний раз исподволь взывает к тому, что в Ольге ещё осталось от её юности:

«А не кажется тебе иногда, что твоя жизнь сложилась бы лучше с Ленским?» «Лен-ский?» – Ольга так удивлённо тянет два этих слога, будто услышала незнакомое имя.

«С чего ты вспомнила о нём?»

И вдруг она весело хохочет.

Это её смешит.

«А ведь и правда! Бывает – говорю сама себе: в те годы всё воспринималось ярче, и любовь была жарче, и все чувства – сильней и больней… А та любовь… забавно, что сейчас ты вспомнила о ней.

А знаешь почему? недавно я пыталась

найти в комоде что-то… и нашла —

вот почитай-ка, я обхохоталась!

(она встаёт)

Свой старый школьный ежедневник

(открыв какой-то ящик, достаёт),

Взгляни-ка, что подружки мне писали!»

Татьяна смотрит. Всё одно и то же —

«по математике опять контрошка, задолбало» ,

«определение найти прозопопеи»

иль

«на стр. 68 уточнить» —

а рядом страстные, безумные посланья:

(в те годы модные чернила золотые,

или ароматическая паста,

чей выветрился сладкий дух давно):

«Ольга Ольга

лучший в мире человек

Ольга

я люблю тебя навек»

«Её ты помнишь: это Филиппина,

не знаю, где сейчас она и с кем».

Тут на клею картонные сердечки,

Картинки сладкие с давно подсохшей краской,

Рисунки типа манги

«Best friends форэва!

Беатрис плюс Ольга»

(Ольга: «А кто такая Беатрис – вообще не помню».)

От самой красивой девушки в клубе «Фаталь зоринас»

«Вот бы ещё мне вспомнить, что за клуб…»

И все смеётся и смеётся Ольга.

«Безуминка тут есть, – но всё ж как классно

Жить с убежденьем, что уже в шестнадцать

Нашли мы лучших спутников по жизни,

И дружбу верную, и верную любовь, —

Тогда мы в это верили взаправду!»

И вдруг она становится серьёзной.

«Но Ленский… с Ленским, конечно, всё было иначе;

вот ведь бедняга, как слеп и доверчив он был,

как же ужасно всё кончилось… зачем он так верил

в детские чувства, в те самые, что на полях

школьных тетрадок пишут мальчишки девчонкам,