Йост Вондел - Трагедии

На вопрос сестры, укрывшей его от ареста, зачем он ворошит осиное гнездо, Вондел запальчиво ответил: "Я еще скажу этим людям всю правду, и побольнее прежнего!" И это были не просто слова. В дополнение к "Паламеду" Вондел обрушивает на лагерь кальвинистов-экстремистов целую серию сатирических бомб. Это его знаменитые стихотворные сатиры (по-голландски hekeldichten, буквально "стихи отвращения") "Вечерняя молитва гезов" (1620), "Развратники в курятнике" (1627), а также "Новая песня Рейнтье-лиса" (1627) (паст, изд., с. 260-289), в которых он ало высмеивает вершителей неправедного суда над Олденбарневелтом. Филиппикой против кальвинистской догмы предопределения была сатира "Decretum horribile" ("Чудовищное уложение", 1630). Но Вондел отнюдь не собирался "увязнуть" в полемике с контрремонстрантами. От пободного узколобия предохраняла его эразмистская закваска. Вондел метил во врагов свободомыслия и веротерпимости, где бы они ни были — в городской управе (и он пишет сатиру на регентов "Скребница", 1630 — наст. изд., с. 295 или на церковной кафедре ("Гарпун", 1630, сатира на пасторов, наст. изд., с. 301). Он, гражданин Голландской республики, надеется на воплощение в ней высоких гуманистических идеалов, радуется ее успехам, утверждению ее могущества, как, например, в знаменитой "Похвале мореходству" (1620). Вондел поднимает на щит имена государственных мужей, споспешествующих процветанию нации, — как в эпитафии бургомистру Корнелису Хофту (отцу поэта П. К. Хофта, 1626) или в "Хвалебной песне Фредерику Хендрику" (1629), преемнику Маурица Оранского, единственному статхаудеру из числа тех, чье правление пришлось на время жизни Вондела, к кому поэт относился более чем лояльно. Но свой идеал национального героя поэт находит в прошлом, и это симптоматично. Побуждаемый Гроцием, Вондел принялся за сочинение эпической поэмы "Константиниада", однако смерть жены (1635), глубоко его потрясшая, заставила прервать работу над поэмой, которой он не стал возобновлять и сжег написанное, так как фигура этого венценосного героя показалась ему в конце концов слишком стереотипной для героического эпоса. Воображением поэта и драматурга завладевает более близкий ему и по времени и по месту рыцарь Гейсбрехт с Амстела — реки, давшей название Амстердаму.

Своим сюжетом трагедия Вондела "Гейсбрехт ван Амстел" перекликается с трагедией Хофта "Герард ван Фелзен". Обе опираются на реальные события конца XIII в.: восстание вяссалов против графа Флориса V, поправшего интересы общества (исторического Флориса V поддерживали крестьяне и ненавидела знать). У Хофта Герард ван Фелзен, выражая волю народа, убивает Флориса, но затем узурпирует права народа и приглашает на престол чужеземца. Действие трагедии Вондела развивается в более позднее время, в самом начале XIV в., когда вновь возобладали сторонники убитого графа Флориса V. Они приступом и хитростью штурмуют Амстердам, куда вернулся после изгнания Гейсбрехт, главный герой этой "главной патриотической" драмы Вондела. Занятый в то время переводом "Энеиды", Вондел проводит явные сюжетные параллели между падением Трои и Амстердама. В финале трагедии, когда Гейсбрехт покидает город, его утешает архангел Рафаил, предсказывая Амстердаму процветание и могущество. В трагедии Хофта аналогичное прорицание было вложено в уста речного бога Фезста — персонажа языческого; есть у Хофта и другие аллегорические фигуры (Обман, Распря, Насилие), от которых отказывается Вондел. Подобно другим нидерландским драматургам, он еще в "Пасхе" вводит классическое единство: "трагедия начинается в три часа пополудни и завершается поутру", — указывает Вондел перед началом "Гейсбрехта".

Постановкой этого патриотического произведения торжественно открылся "Схаубюрх" — первый в Нидерландах постоянный театр, созданный по решению амстердамского магистрата на базе упоминавшейся ранее "Нидерландской академии" С. Костера, с которой были воссоединены также обе столичные камеры риторов — "Белая лаванда" и "Шиповник". Поскольку деревянное здание "Нидерландской академии" уже обветшало, по заказу города питомец Мейденского кружка архитектор Якоб Кампен, позже построивший амстердамскую ратушу, воздвиг новое здание, отвечающее всем тогдашним требованиям театральной архитектуры. В "Схаубюрхе" ставились в XVII в. многие трагедии Вондела, пьесы Бредеро, Хофта, Роденбурга и других драматургов. Все роли, как было принято в те времена, исполняли мужчины. Премьера "Гейсбрехта ван Амстел" первоначально должна была состояться на второй день рождества, 26 декабря 1637 г., но вмешалась консистория, усмотревшая в некоторых сценах спектакля прославление католической веры. Гроций издалека (из Швеции) возмущался "этими неразумными людьми, которые не хотят дозволить, чтобы в пьесе, действие коей разыгрывается пятью столетиями ранее, представлены были обычаи той отдаленной эпохи". Премьера была перенесена и состоялась 3 января 1638 г. С тех пор по традиции "Гейсбрехт ван Амстел" ежегодно ставился на сцене "Схаубюрха" в новогодние дни — вплоть до 1968 г., когда вместо него, в связи с 350-летием со дня смерти Гербранда Адрианса Бредеро, традиционным спектаклем стала его комедия "Испанец из Брабанта".

Будучи кульминацией вонделовского лиризма в драме (сюжетная линия Гейсбрехт — его жена Баделох, полные экспрессии хоры), "Гейсбрехт ван Амстел", однако, сильно уступает в сценичности поздним, вершинным достижениям драматургического мастерства Вондела — "Люциферу", "Иевфаю". Интересно отметить созвучность "Гейсбрехта ван Амстела" патриотическому пафосу появившегося годом раньше "Сида" Корпеля, в котором главный герой тоже возглавляет борьбу против завоевателей. Пьеса Вондела привлекла внимание Рембрандта, выполнившего в 30-е годы несколько эскизов сценического воплощения образов Гейсбрехта и Баделох.

Конец 20-х-30-е годы XVII в. для Вондела — время окончательного созревания таланта. Справедливо замечено, что если бы Вондел умер в 37 лет (как Рафаэль, Перселл, Берне, Пушкин, Рембо, Маяковский — целая плеяда гениев), то имя его осталось бы известным только историкам литературы. Но и пятидесятилетний драматург, представляя театру в 1637 г. своего Гейсбрехта, был автором всего лишь четырех оригинальных трагедий. Конец же 30-х годов ознаменован для Вондела двумя важнейшими вехами: по совету Гроция он принимается основательно изучать греческий язык и греческую трагедию (в 1639 г. он переводит "Электру" Софокла и посвящает ее Марии Тесселсхаде), начиная же с 1639 и по 1667 г. едва ли не ежегодно пишет новую драму, а в особенно плодородные 60-е годы иногда и по две. Второе, что тоже чрезвычайно важно: Вондел переходит в католичество — факт, который неоднократно пыталось использовать в целях далеко не литературных буржуазное литературоведение. Упреки консистории автору "Гейсбрехта" в католических симпатиях отнюдь не были пустопорожними. Внутренний процесс "обращения" начался в его душе задолго до того, как амстердамские иезуиты в 1641 г. включили имя Вондела среди прочих уловленных душ в свой ежегодный отчет папскому престолу. Поступок Вондела мог бы вообще показаться необъяснимым, если бы не отвратительные склоки амстердамских кальвинистов (см. упомянутую выше сатиру "Развратники в курятнике" и примечания к ней) — и, возможно, не влияние Гроция, по мнению которого все церкви — лишь секты, римско-католическая церковь — наибольшая по количеству приверженцев секта, посему логичнее принадлежать к ней. "Церковь" же все равно едина. Идея экуменизма, т. е. единства, воссоединения христианской церкви, давно и глубоко запала в душу Вондела. В 30-40-е годы она звучала как идея сплочения европейских народов перед лицом опасности турецкого нашествия; так, в 1634 г., в разгар Тридцатилетней войны (и вскоре после знакомства с Гроцием), рождается стихотворение Вондела "О распре христианских князей". В более широком временном и социальном плане эта идея единства сопрягалась с исторически прогрессивной буржуазной идеей "упрощения", унификации института церкви, ликвидации его влияния на общественную жизнь [395](особенно если учесть, что "кальвинизм создал республику в Голландии" [396]и был религией весьма воинствующей). Первейшим условием этого была веротерпимость, свобода вероисповедания, к чему Вондел не уставал призывать до конца жизни.