Дмитрий Цыбулин - Покаяние

А мне досталась доля злая:
Чужая лень и чей-то двор,
Отцветшая сирень чужая
И покосившийся забор.

Мне осталось не много удачи —
Один шанс на один миллион.
Всё по жизни сложилось иначе,
Чем предсказывал мне вещий сон.

Не бежать, не остаться не смею:
Там и там я предатель себя.
В опадающих листьях аллея
Мне поможет, о прошлом скорбя.

Мне помогу минуты молчанья,
Когда видишь отчётливо мир;
Когда вместо «прощай», «до свиданья»;
Когда струны натянутых лир

Зазвучали, запели о главном:
О тебе, обо мне, о веках.
Я, быть может, погибну бесславно
От похмелья в полыньих кустах.

Мало времени, много ошибок.
Слишком больно любить, не любя.
По мне плачет и царство, и дыба:
Там и там я предатель себя.

Там и там — я спешу, спотыкаясь,
В лабиринте эмоций чужих.
Есть дорога, я знаю, другая
(Между строк мне показывал стих):

Через тернии мрака и света,
Сквозь обман миллиарда морей;
Без заумных, но глупых советов,
Ошибавшихся вечно людей.

Ничего. Молчит бумага.
Лень выписывает круг.
Словно взятием рейхстага,
Я задабривал досуг.

А вокруг все суетятся,
Ложь плетут в усладу дня.
Над пророками смяться
Призывают все меня.

И смеюсь я, сквозь печали,
Сквозь обман своей души.
А пророки точно знали
Цену этой горькой лжи.

А пророки не судачат
И не судят обо мне;
Молча молятся и плачут
О заблудшимся сыне.

Плачет небо на престолы,
На обманутых господ,
На не кормленных и голых,
На простой честной народ.

Плачу я, хмельной, в овраге
Над несбывшейся мечтой;
Над молчащею бумагой,
Бормотавшею, порой,

Непонятно и не связно,
Бредом почерк теребя…
Не хочу остаться грязным
Лжепророком ноября!

В те времена, когда мальчишкой
Я лир коснулся, вдохновясь,
Мне ночью снились мои книжки,
В стихах являлась с миром связь.

Но был один (тогда — не ясный)
Неизлечимо вещий сон:
Могильно серые контрасты
И смерти сумеречный сон.

Мне снились странные явленья:
Ещё не сбывшаяся быль…
То — был мой мир. Он — отраженье
Кривых зеркал, разбитых в пыль.

Мне не забыть фатальной даты
(Моя ли смерть — её венец?) —
0212 — как утрата,
Предчувствий бешеных конец?

Я сложу из печали кораблик,
Из написанных строчек стихов:
Что б в последнем метельном феврале
Он поплыл по реке вещих снов;

Что б забыли, когда-нибудь, люди
О простом и несчастном творце…
Кто поймёт мои сны, кто осудит, —
Сохранит всё Пандора в ларце.

Будет плыть по слезам и насмешкам
Ни кому не привычная быль:
Пока мир не сгорит головешкой,
Пока град не рассыплется в пыль,

Пока холм не покроет ковылью
Краткий миг бесконечных веков.
Я сложу свои рваные крылья
И кораблик из строчек стихов.

В полночном зное перегара
Кто мне подаст стакан воды?
Пульс отсчитал уже удары
Моей двоюродной беды.

Под потолком (дано не мытым)
Уже я видел чью-то тень.
И в окнах, инеем покрытых,
Рождался новый уже день.

Уже земля в холодной коме
Предчувствует удар лопат.
Уже печально в чуждом доме,
Где я беспечно ждал растрат.

Уже ты слёзы проливала
О том, что будет впереди.
Мне жизнь былая нагадала
Молчанье в каменной груди.

Весна, наверно, не придёт
Ручьями, песнями и громом.
И в марте не завоет кот.
И путник не отыщет крова.

И холод степи будет вечен,
Как сон в двух метрах под землёй.
Но разум верит человечий
В рождённых майскою зарёй.

И, кажется, уже при двери
Сирень и яблоня в цвету.
И за февральскою метелью
Капель нам возродит мечту.

Уже чернеет снег под нами,
Уже цветным раскрашен сон.
Вороны кажутся скворцами,
Пришедшими к нам на поклон.

И мнится вечер под луною,
Костёр из прошлогодних дней,
Тропинки с травкой молодою,
Несёт кораблики ручей…

Но сон прошёл. Соврала Муза.
Весна на завтра — это миф.
Поэт вздохнёт, почешет пузо,
Нальёт себе аперитив.

А взор ещё горит и просит,
И мнится в инее роса,
И всё мерещится в морозе
Та, первомайская гроза.

Давно не беленые стены.
Жара и мухи над столом.
Степенно лень бежит по венам,
Дряхлеет сердце день за днём.

А за углом уж полночь дремлет —
Старуха с ссохшейся клюкой.
Война глодает чьи-то земли,
А здесь пока ещё покой.

А здесь: тоска и бездорожье;
Остывший чай и шёпот туч;
И правда, сложенная ложью,
Как в светлом царстве тёмный луч.

Ни муз, ни сказок. Безысходность.
Бракосочтение с бедой.
Поэт-скупец пришёл в негодность,
Закрыл глаза ночною мглой

И видит сон о вдохновеньи,
О юной умершей любви.
Как будто нет в аортах лени,
Сгущающей поток крови.

Сон будет краток — бесконечность,
А после — миг — и всё пройдёт.
Когда на полную по встречке,
А впереди старуха ждёт;

Когда остывший чай отравлен
Годами, прожитыми вскользь…
Поэт почти что обезглавлен
Строкой по жизни наискось.

Что впереди, что за плечами?
Безумный бег в слепую даль.
Но вместо золотой медали,
Нам дали утром в лужах сталь.

Что сделано, что будем делать?
Кто виноват, кто не причём?..
Лень потихоньку точит тело,
Дряхлеет сердце день за днём.

Я вышел из комы. Гитара разбита.
Страницы в тетрадях уже отцвели.
Жара уже спала, но окна открыты,
И запахи гроз в мои стены вошли.

И шепчется дождь (когда в комнате тихо)
О прошлых ошибках, молчанье пера.
В вишнёвом саду разрослась повилика,
На дичке давно облупилась кора,

Трава во дворе уже выше колена,
Собака худая скулит на цепи.
Без рук человечьих потрескались стены,
И что-то исправить, — желание спит.

Я вышел из комы. Срока за строкою, —
Дыхание муз ещё склепом разит.
За крепким напитком дрожащей рукою
Я вновь потянусь… и измажусь в грязи.