Наталья Тимофеева - На склоне пологой тьмы

Как проникнуть туда, где за гранью беды
Равнозначны разумных пустот величины,
Где соцветьем творения чистой воды
В ткань материи мы вплетены воедино?

Печным гуденьем выстрелил огонь,
Загомонил, запел басистым ором.
И накалилась ручка, — только тронь,
И пыхнул жар, распаривая поры.

Нагретый пол распластано поплыл
Под ноги тёплой тряпкой домотканой,
И свет от лампы венчиком застыл,
И заварился кофе. Запах пряный

Окутал думы, — нега и разброс, —
Их ни на чём земном сосредоточить
Теперь не выйдет… Рядом дышит пёс,
Краюшку хлеба скрасть с тарелки хочет…

А кот пошёл, уставший ото сна,
Испить воды во двор, где лунный абрис
Тонул в железной плошке, и весна
Искала наш полузабытый адрес…

Послевкусие лет моих — хинная сладость черёмух,
Убелённое нежностью грусти негромкое «я».
Память точит предсердье за каждый допущенный промах,
Дотлевает отпущенный срок, как в печи головня.

Между этой юдолью и той, где грядёт неизвестность,
Есть незримая до неприступности острая грань.
Наша здешняя бытность — обычная взору трёхмерность —
Дань условности мира, безбрежная скучная брань.

Только слово живое, звучащее здесь, безусловно
Равноценно материи, как откровенье Творца.
Лишь оно вразумляет народы, воюя бескровно,
Отделяя от истины кривду и бред подлеца.

Как велик на сегодняшнем поприще угол паденья!
Ложь над правдой бесстыдно пытается взять перевес.
Но противно Всевышнему этой тщеты отраженье,
Что трясёт ежечасно благие основы небес.

И такая ли, вправду, вершина Господня творенья —
Человек, что у ближних без права их жизни крадёт?
Почему лишь на подлости есть у него разуменье?
Почему перед сильными мира пасует народ?

Отчего все молчат по пингвиньи, почуяв опасность,
Если в двери соседей однажды стучится беда?
Даже смерть не страшна, коли в жизни присутствует ясность,
Совесть, честь и любовь тесно спаяны с ней навсегда!

Я, увы, не гожусь на безгрешную роль эталона,
Но, живя не спеша, не кривлю своей вечной душой
И люблю до восторга земное прекрасное лоно
Как придел, заповеданный внукам, единственный мой.

Как же хочется знать, что, уйдя, оставляешь нетленным
Этот маленький остров творения! Если бы так!
Но разрушить его тянет руки свои неизменно
Каждый алчный, расчётливый, лживый и мерзостный враг.

Разговоры любые сползают сейчас к Украине.
Украина сползает к большой беспощадной войне.
Нет покоя нигде никому никогда и отныне
Свет кровавой звезды мне сопутствует даже во сне.

Что же делать, когда погибают совсем не чужие,
А другие сидят в стороне и с надеждою ждут,
Что минует несчастье их крепкие праздные выи,
И свободу на блюде им после войны поднесут?

Убегают от пуль и снарядов мужчины в Россию,
Чтоб за спины попрятаться женщин и наших детей…
А убийца с лицом непотребным играет в Мессию,
Лицедейством своим впечатляя таких же *лядей.

Но достоин ли мир, чтобы так же влачиться и дальше,
Чтобы лучшие худших спасали ценой бытия?
Как же людям не станет противно от выспренней фальши,
Под которую лезут удобрить собою поля?

Не сойти бы с ума от кошмара грядущего часа,
Когда мы позавидуем тем, кто ушёл в небеса.
Что-то страшное видится мне средь всеобщего фарса,
Где нечистая сила являет свои «чудеса»…

Ах, фарисеи, сколько в вас ума!
Вас обойдут забвение и скука.
Я обошла б, ей Богу, вас сама,
Но лишний раз не повредит наука.
Как прав был древний мудрый Диоген,
Живя один у моря в винной бочке
Среди её округлых чёрных стен,
Что век прошедший — это лишь цветочки.
Ведь с каждой новой эрой ближе день,
Когда козе под хвост пойдут дерзанья
Тех, от кого осталась только тень,
Обёрнутая в древние сказанья.
Как свет беспол, бесполы мысль и час,
Рождённые в неведомых глубинах
Той колыбели, что качает нас
Глухих, слепых в стремлениях единых
Свести творенье разума на нет.
Мы не бесполы, мы полны амбиций
Искать никем не занятых планет,
Как ищут гнёзд чужих иные птицы.
Наладить жизнь земную не по нам, —
Не победить ни голод, ни разруху.
Друг друга терпим с горем пополам
И не хватает нам признаться духу,
Что мы — ничтожны: капли естества,
Но не венец творения, — фрагменты.
Мы с детства учим все про дважды два
И кое-что про мир и элементы,
Но не способны ближнего понять,
Кичимся тем, что в темноте гортани
Мы можем звуки громко издавать,
И бури вызывать в пустом стакане.
О, фарисеи духа, вас не счесть,
Неистребимы вы и неподсудны,
Принять готовы вы любую лесть,
Вам в правду о себе поверить трудно.
Не в вас живёт вселенская душа,
Не вы — прекрасный оттиск мирозданья.
Вы — плесень смысла, серая парша,
Что покрывает струпьями сознанье.
Вы всюду. Фальшь в улыбках и кивках, —
Болванчики китайские на полке…
Но всё проходит, обратится в прах
Вся ваша суть, ведь с вас не много толку.
Сметёт рука Всевышнего опять
Костяшки с плотью в ров забвенья века,
И никому пред Ним не устоять!
А Он создаст из глины Человека…

Тихий вздох молодого вина
Из-под пробки, и… терпкость букета
Достаётся мне даром. До дна
Я его выпиваю за это.

Молодое, — бродить и бродить, —
Солнца свет. Очутившись в стакане,
Может душу мою исцелить
И зажечь там волнующий пламень.

Кровь лозы, как рубиновый луч,
Через губы сочится к гортани…
Послевкусия отзвук певуч, —
Молодое вино не обманет.

Не волшебный фиал, ну так что ж,
Долго ль тянутся памяти нити,
Если вечер духмяный погож,
А в душе — ни тревог, ни наитий!

Погас последний лучик золотой
На лике Спаса, и открылась бездна.
Со всей своею чёрной немотой
Она в моё окно нахально влезла.

Ей было всё равно, что я не сплю,
Пугаясь многомерности пространства.
Она втащила гибельность свою
В опочивальни маленькое царство.

И месяца прорехою зиял
Её, протёртый звёздами, камзольчик,
Который был ей, безусловно, мал.
А за окном звонила в колокольчик

Весна. И бился этот ритм в ночи,
Как пульс земли, восставшей из-под снега…
А бездна встала у окна, молчит
И дышит мерно… На камзоле Вега