Александр Галич - Стихотворения и поэмы

— Давайте же с охотой
Поможем королю
Устроить пир торжественный, друзья,
— А кто забрал мой веник?
— Уже и взять нельзя!
— Я так его величество люблю!
Да здравствует король,
Да здравствует король,
Да здравствует, да здравствует,
Да здравствует король!

Лают азиатские собаки,
Гром ночной играет вдалеке…
Мне б ходить в черкеске и папахе,
А не в этом глупом пиджаке!

Мне б кинжал у талии осиной
И коня — земную благодать,
Чтоб с тобою, самою красивой,
На скаку желанье загадать!..

Благословенность одиночества!
И тайный хмель, и дождь, и сонность,
И нет ни имени, ни отчества —
Одна сплошная невесомость!

Благословенность бесприютности —
В — другими — заспанной постели,
Как в музыке, где мерой трудности
Лишь только пальцы овладели.

А то, что истинно, — в брожении,
И замирает у предела,
Где не имеет отношения
Душа к преображенью тела!..

И в этот день всеобщей низости,
Вранья и жалких междометий,
Прекрасно мне, что Вы — поблизости,
За пять шагов, за пять столетий!

Вот он скачет, витязь удалой,
С чудищем стоглавым силой меряясь,
И плевать на ту, что эту перевязь
Штопала заботливой иглой.

Мы не пели славы палачам,
Удержались, выдержали, выжили,
Но тихонько, чтобы мы не слышали,
Жены наши плачут по ночам.

Понеслись кувырком, кувырком
Опечатки последнего тома!
Сколько лет я с тобою знаком?
Сколько дней ты со мною знакома?

Сколько медленных дней и минут…
Упустили мы время, разини!
Променяют — потом помянут, —
Так не зря повелось на России!

Только чем ты помянешь меня?
Бросишь в ящика пыльную прорубь?
Вдруг опять, среди белого дня,
Семиструнный заплещется голубь,

Заворкуют неладно лады
Под нытье обесславленной квинты…
Если мы и не ждали беды,
То теперь мы воистину квиты!

Худо нам на восьмом этаже
Нашей блочно-панельной Голгофы!
Это есть. Это было уже,
Это спето — и сложено в строфы.

Это хворост для наших костров…
Снова лезут докучные гости.
И кривой кладовщик Иванов
Отпустил на распятие гвозди!

Собаки бывают — дуры,
И кошки бывают — дуры,
Но дурость не отражается
На стройности их фигуры.

Не в глупости и не в дикости —
Все дело в статях и в прикусе.
Кто стройные — те достойные,
А прочие — на-ка, выкуси!

И важничая, как в опере,
Шагают суки и кобели,
Позвякивают медальками,
Которыми их сподобили.

Шагают с осанкой гордою,
К любому случаю годною,
Посматривают презрительно
На тех, кто не вышел мордою.

Рожденным медаленосителями
Не быть никогда просителями,
Самой судьбой им назначено
В собачьем сидеть президиуме.

Собаки бывают — дуры,
И кошки бывают дуры,
И им, по этой причине,
Нельзя без номенклатуры.

Я, товарищи, скажу помаленьку,
Мы не где-нибудь живем — на Руси.
Кому кепка, а кому — тюбетейка,
Кто что хочет — надевай и носи.

Наше дело — это тонкое дело,
Темный лес, любезный друг, темный лес,
И обязаны мы нощно и денно
Государственный блюсти интерес.

Мы не в рюхи здесь играем, не в карты,
Здесь не баня, говорят, не вокзал.
Что для нас наиважнейшее? Кадры!
Это знаешь, дорогой, кто сказал?

Тут не с удочкой сидишь, рыболовишь,
Должен помнить как основу основ:
Рабинович — он и есть Рабинович,
А скажи мне, кто таков Иванов?

Вот он пишет в биографии — русский,
Истый-чистый, хоть становь напоказ,
А родился, извиняюсь, в Бобруйске,
И у бабушки фамилия — Кац.

Значит, должен ты учесть эту бабку
(Иванову, натурально, молчок),
Но положь ее в отдельную папку —
И поставь на ней особый значок, и т. д.

Шел дождь, скрипело мироздание,
В дожде светало на Руси,
Но ровно в семь, без опоздания,
За ним приехало такси.

И он в сердцах подумал: «Вымокну!»
И усмехнулся, и достал
Блокнот, чтоб снова сделать вымарку,
И тот блокнот перелистал.

О, номера поминовения
Друзей и близких — А да Я!
О, номеров исчезновение,
Его печаль от А до Я!

От А — трусливого молчания
До Я — лукавой похвалы,
И от надежды до отчаянья,
И от Ачана до Яйлы.

Здесь все, что им навек просрочено,
Здесь номера — как имена,
И Знак Почета — как пощечина,
И Шестидневная война.

И облизнул он губы синие,
И сел он, наконец, в такси…
Давно вперед по красной линии
Промчались пасынки тоски.

Им не нужна его отметина,
Он им и так давно знаком,
В аэропорте «Шереметьево»
Он, — как в Бутырках — под замком.

От контражура заоконного
Еще темней, чем от стыда.
Его случайная знакомая
Прошла наверх и — в никуда.

И погорельцем на пожарище,
Для всех чужой, и всем ничей,
Стоял последний провожающий
В кругу бессменных стукачей.

Это вовсе не дом — Храм!
И не просто корабль — «Фрам».
Эй, увитые эполетьем
Адмиралы и шкипера!
Ниже головы перед этим,
Всем народам и всем столетьям,
Даром мужества и добра…

Что у вас на Охте и на Лахте?
Как вам там живется-суетится?
А у нас король ушел на яхте
И сказал, что скоро возвратится.

Он работал до седьмого пота,
Он водою запивал облатки:
Это очень трудная работа —
Королевство содержать в порядке!

Накорми-ка поданных, одень-ка!
Чтоб всегда (как в школе перемена),
К рождеству у каждого — индейка,
А уж выпить — это непременно…

Снова даль предо мной неоглядная,
Ширь степная и неба лазурь.
Не грусти ж ты, моя ненаглядная,
И бровей своих темных не хмурь!

Вперед,
За взводом взвод!
Труба боевая зовет!
Пришел из ставки
Приказ к отправке,
И значит, нам пора в поход!