Шандор Петефи - Стихотворения. Поэмы

Ракоци(стр. 313). — Образ Ференца Ракоци, борца за национальную независимость Венгрии, все чаще вставал перед Петефи в дни революции. 21 апреля 1848 г. исполнилось сто тринадцать лет со дня смерти Ракоци. В «Страницах из дневника» Петефи писал в этот день: «Это был великий муж, и рука его свята; она освящена саблей свободы, годами сверкавшей в его руке. Как много боролся он, как много боролся! Но безуспешно! Да и можно ли ожидать успеха там, где друг предает, а отчизна бесчувственна? Сабля выпала из его руки, герой превратился в изгнанника, и пока его неверный друг пировал, получив богатую мзду за измену родине, сам он питался подаянием в ссылке. Нынче сто тринадцатая годовщина его смерти, и найдется ли среди просторов родины, среди просторов мира хоть один человек, кроме меня, который бы вспомнил, что нынешний день — день смерти героя?

О Ракоци!»

Консерваторы(стр. 317). — В тетради рукописей Петефи по строчкам вычеркнул все стихотворение. Впервые расшифровал его Золтан Ференци и опубликовал в 1890 г. Речь идет о тех консерваторах, которые после мартовских дней объявили себя сторонниками революции, доказывая, что они якобы всегда стояли за дело народа. Левая газета «Марциуш тизенётёдикэ» писала в эти дни: «Венгерская история не знала еще таких сонмищ народа, какие сейчас устремились из этой предательской партии к нам, к враждебной им партии. Французские консерваторы не покидали так внезапно короля Луи-Филиппа, как покидали наши чиновники провалившееся абсолютистское правительство Вены». При жизни Петефи не было напечатано.

Нас теперь возненавидел…(стр. 318). — При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.

Бан Банк(стр. 319). — Бан Банк был наместником Венгрии во время царствования Эндре II. История бана Банка, убившего немку Гертруду — жену короля Эндре, вдохновила не одного Петефи. Уже до него выдающийся венгерский драматург Иожеф Катона (1791–1830) написал трагедию «Бан Банк», в которой ратовал за освобождение Венгрии от немецкого ига и за освобождение крестьянства от гнета феодалов.

Что-то немец выдумал сегодня…(стр. 323). — За несколько дней до утверждения новых законов о независимом венгерском правительстве император Фердинанд обратился с письмом к наместнику Венгрии. В этом письме он выразил желание, чтобы Венгрия взяла на себя уплату двухсот миллионов форинтов из общегосударственных долгов Австрии. В «Прокламации «Общества Равенства» Петефи писал по этому поводу: «Только теперь начинаем мы просыпаться, когда камарилья снова собралась с силами и кричит нам: «Все, что я разрешила вам в марте, все это была шутка, беру свои слова обратно. Вы будете служить мне, как служили до сих пор, будете давать мне солдат, посылать деньги в Вену и сверх того, так как я много задолжала, будете выплачивать часть моих долгов — 200 миллионов форинтов». Что ты ответишь на это, венгерский народ, если у тебя есть еще бог и есть душа? Не крикнут ли в ответ миллионы и миллионы людей: «Нет на свете той власти, которая могла бы снова похитить нашу свободу!»

При жизни Петефи не было напечатано.

К нам вы приезжали целоваться… — Намек на делегацию австрийских студентов, которая приезжала в Пешт в начале апреля (см. прим. к стихотворению «Готовься, родина…»).

Песня о черно-красном знамени(стр. 324). — Написано в начале мая 1848 г., когда реакция открыто выступила против революционной Венгрии и подготавливала под руководством генерала австрийской армии Елашича полчища для подавления революции. «В то время министерство вело себя так, — писал Петефи в «Политических статьях», — что те, кто дорожил родиной, действительно не могли ему доверять, а ведь дорожит тот, кто любит. Нам грозила внешняя и внутренняя война, армии у нас не было, а министерство и шагу не сделало, чтобы создать ее… Если при таких отчаянных обстоятельствах я, не боясь называть вещи своими именами, заявлю, что не верю министерству, то ставить это мне в вину могут только те, кто не знает, что такое любовь к родине. Молчать всегда легче, нежели говорить; и кто предупреждает республику о грозящей ей опасности, не может быть ее врагом. Ее враг тот, кто видит опасность, но молчит».

Красно-бело-зеленое знамя — национальный флаг Венгрии. При жизни Петефи не было напечатано.

Ты задрожал, о сброд презренный…(стр. 329). — Написано в связи с отказом большинства газет и журналов печатать революционные антимонархические стихи и статьи Петефи.

Австрия(стр. 330). — В мае 1848 г., в связи с различными политическими событиями, у Петефи были основания предполагать, что Габсбургская империя распадется — по поводу этого и было написано стихотворение.

Мартовская молодежь(стр. 334). — Стихотворение написано после того, как выяснилось, что в Национальное собрание не был избран никто из революционных представителей общества «Мартовская молодежь», в том числе и Петефи. 1 июля 1848 г. он писал по этому поводу Яношу Араню: «Свинство то, что выделывают эти люди по всей стране, свинство! Правда, в Национальное собрание попадут и славные ребята, но самые пламенные и самые бескорыстные друзья народа все отстранены». При жизни Петефи не было напечатано.

Малая Кумания(стр. 335). — При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.

Венгерский народ(стр. 337). — При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.

Венгерец вновь венгерцем стал!(стр. 340). — Стихотворение напечатано 6 августа 1848 г.; по всей вероятности, Петефи был вдохновлен тем знаменательным днем в Национальном собрании, когда после речи Кошута депутаты согласились ассигновать сорок два миллиона форинтов на создание двухсоттысячной армии.

Зачем вы мне загородили путь?(стр. 341). — При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.

Год уж нынче…(стр. 342). — При жизни Петефи стихотворение не было напечатано.

Сотня Ленкеи(стр. 343). — В мае 1848 г. участились случаи возвращения на родину целых войсковых подразделений, стоявших за границей Венгрии. Отдельные сотни Вюртемберского гусарского полка, квартировавшего в Галиции, при вести об угрозе, нависшей над родиной, самовольно вернулись домой. Первой вернулась сотня капитана Ленкеи. Подобные действия революционно и патриотически настроенных солдат вызвали суровые меры со стороны военного министра генерала Лазаря Месароша, который считал это нарушением воинской дисциплины.