Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Пока с Тадеушем невеста говорила,
Гервазий, подойдя, промолвил им уныло:
«И я уже слыхал о ваших новых планах!
Судья мне рассказал. Жалею о крестьянах!
Не оказалась бы та выдумка немецкой,
Свобода искони была у нас шляхетской!
Хотя произошли все люди от Адама,
Но хлопы, слышал я, ведут свой род от Хама {360} ,
От Сима — шляхтичи, евреи — от Яфета, —
Зато и властвуем от сотворенья света!
Однако говорил не так плебан с амвона,
Мол, тот порядок был еще во время оно,
Но сам Христос не внял писаниям закона:
Он в яслях родился, хотя и царской крови,
Среди евреев рос — не различал сословий!
Пусть будет так, когда иначе невозможно,
Коль это по сердцу моей ясновельможной,
И дать согласие моя хозяйка рада,
То ей повелевать, мне — подчиняться надо!
Но, чур! Смотрите вы, чтобы не вышло худа
Из вашей вольности для крепостного люда!
Ведь вот помещик Карп {361} дал людям отпускную,
И подать наложил на них москаль тройную.
Советую тебе шляхетство дать крестьянам,
Присвоив им гербы, как настоящим панам.
И если пани даст крестьянам «Козерога»,
А ты «Леливу», пан, тогда, по воле бога,
Сочту я мужика себе, Рубаке, равным!
И кто не склонится перед гербом столь славным?
Сейм утвердит гербы.
Поверь мне, пан Соплица,
От этой отпускной тебе не разориться,
Ведь не допустит бог, а все мы в божьей воле,
Чтоб дочке Стольника пришлось пажить мозоли.
Я знаю тайный клад, запрятанный в руинах,
Там много золота — колец, монет старинных,
Сережки ценные, цепочки, и браслеты,
И сбруя дивная, и сабли, и стилеты.
Хранил я бережно наследье родовое,
Стерег от москалей, да и от вас его я,
Но вот пришла пора, и клад мой потаенный
Я в руки передам наследнице законной!
А с ним и талеров мешок тяжеловесный,
Что заработал я всей долгой службой честной.
Хотел на замок я истратить средства эти,
Однако есть дела и поважней на свете,
И новым господам запас мой пригодится, —
Ведь поселюсь теперь я у тебя, Соплица!
И на покое мне привольно будет житься.
Горешков вынянчу я третье поколенье,
Сыночка обучу рубить на загляденье,
А родится сынок, на это есть причина:
Во время войн жена всегда приносит сына».

Едва закончил речь растроганный Гервазий,
С особой важностью к ним подошел Протазий,
В руках его была огромнейшая ода —
Произведение участника похода;
Хотел любовь почтить коротким мадригалом,
Но от обилья рифм и чувств изнемогал он.
Пиит носил мундир, но с жаром беллетриста
Пера не оставлял. Протазий строчек триста
Прочел, дойдя до слов: «О ты, чьей красотою
Я в сердце поражен и восхищен мечтою!
Когда покажешь лик ты в лагере Беллоны,
Рассыплются мечи, красой испепелены!
Ты Марса порази оружьем Гименея,
Сорви рукой с чела обвившегося змея!»
Как будто в похвалу, но чтоб не слушать дале,
Тадеуш с Зосею ему рукоплескали!
Меж тем плебан уже успел сказать крестьянам.
Что вольностью они пожалованы паном.

Едва услышали слова его крестьяне,
Как в ноги бросились Тадеушу и пани:
«Живите вечно вы!» — кричали со слезами,
Тадеуш отвечал: «Живите вечно сами!»
«Да здравствует народ!» — провозгласил Домбровский.
«Да здравствуют вожди!» — гремел ответ литовский.
«Да здравствует народ, крестьяне, все сословья!» —
На тысячу ладов звенели славословья.

Лишь Бухман весь проект хотел переиначить,
Пересмотреть его, комиссию назначить,
Чтоб уточнить ясней намеренья и цели,
Но было на уме у шляхтичей веселье,
И шляхтичи ему внимать не захотели.

Вот с дамами вожди, с солдатами — крестьянки
Попарно строятся у замка на полянке.
«Играйте полонез!» — все восклицают хором,
И войсковой оркестр идет уже к танцорам,
Но попросил Судья тихонько генерала,
Чтоб музыка его пока что не играла;
«Племянника теперь справляю обрученье,
От предков повелось у нас обыкновенье
Под музыку сельчан плясать и петь на свадьбе.
Вон музыканты ждут, они с утра в усадьбе;
Волынщик хмур, скрипач подмигивает глазом,
Мне не хотелось бы их огорчить отказом;
Ведь если откажу, то будут слезы литься
И под оркестр народ не станет веселиться.
Пускай начнут они крестьянам на забаву,
Натешимся потом оркестром мы на славу».
Знак подан.
И скрипач, взмахнув смычком коротким,
На скрипку оперся тяжелым подбородком,
Галопом свой смычок пустил по струнам скрипки.
Волынщики напев схватили без ошибки,
Плечами двигали, как будто бы крылами,
И дунули в мехи, зажглось на лицах пламя.
Казалось, улетят они в мгновенье ока,
Подобно детворе Борея краснощекой.
Жаль, цимбалистов нет.
Хоть выбор их немалый,
При Янкеле они боятся брать цимбалы.
А он со штабом войск вернулся вновь в поместье,
Хоть зиму пропадал, не подавая вести;
Известно было всем окрестным музыкантам,
Что не сравниться с ним уменьем и талантом.
Цимбалы подали почтительно еврею,
Но он не взял: «Отвык, как приступлю к игре я?
Стесняюсь панства я, рука не та уж стала».
Хотел он уходить; но Зося увидала,
И с молоточками к еврею поспешила,
Дала их старику и улыбнулась мило,
Коснулась бороды и перед ним присела.
«Сыграй, пожалуйста! — промолвила несмело. —
Отказом причинишь мне, Янкель, огорченье,
Ведь ты мне обещал играть на обрученье».

Корчмарь любил ее. Кивнул он бородою.
И тотчас же его усаживают двое,
Потом кладут ему цимбалы на колени.
Старик глядит на них с восторгом в умиленье, —
Так смотрит ветеран, которого призвали,
На старый меч, с трудом его внучата сняли,
И хоть оружия давно не брал он в руки,
Уверен, что былой не позабыл науки.

Вот, на колени став, два музыканта юных
Настройкой занялись, берут аккорд на струнах.
В глазах у Янкеля зажглись две ярких точки,
Артист зажмурился и поднял молоточки.
На струны опустил, прошел певучим ладом,
И звуки хлынули могучим водопадом!
Тут подивились все, но то была лишь проба.
И поднимает вдруг он молоточка оба,
Вновь опускает их тихонько и умело,
Не муха ли струну едва-едва задела?
И все услышали жужжанье на мгновенье…
Маэстро, глядя ввысь, ждал с неба вдохновенья,
И на цимбалы вдруг он сверху глянул гордо
И вдохновенно взял два мощные аккорда.
Все замерли на миг…
Ударил вновь маэстро,
И звуки разрослись в могучий гром оркестра,
Литавров медный звон напомнил Третье мая,
И полонез гремит, гремит, не умолкая.
Все дышат радостью, пьют эту радость слухом,
Все рвутся танцевать, воспрянувшие духом,
А старцам грезятся излюбленные даты:
Счастливый майский день, в котором депутаты
С сенатом в ратуше, не ведая печали,
Народа с королем согласие венчали.
«Виват, — кричали все с восторгом и с любовью, —
Народу, королю и каждому сословью!»