Ольга Фокина - Памятка

Час-другой помёшкаю
И мирком-ладком
Тою же дорожкою —
С мылом, с узелком.
Холодянки в проруби
Зачерпну ведро.
(Наследили голуби
Около хитро).
Бережно, не на́-пяту
Двери отворю...
Под котлищем — на тебе!
Прежние «хрю-хрю»:
Шают-перешаивают,
Вытаращились!
Мало из ковша я вас —
Шайки дождались!
Но уже не верится
В доброе — хоть плачь!
...К вечеру метелица
Прилетела вскачь.
Зря топилась банюшка,
Грелся самовар.
Не едятся шанежки,
В голове — угар.
Ожиданье рушится,
Нет гостей как нет...

Как вот тут не слушаться
Бабкиных примет!

Подожгли, а воздуха не дали.
И дожгут, но так и не дадут:
В самый раз землею закидали,
Терпеливо — опытные! — ждут.
Осторожно действуют, умело:
Мастерство накоплено в веках.
Белых плах блистающее тело
До́лжно вынуть в черных угольках.
...Как поэт, с горящими глазами,
(Где-то прост, а в этом деле — бог!)
День и ночь к своей горячей яме
На свиданье ходит углежог.
Нужный градус держит неусыпно,
Всею кожей чует — тем живет!—
Где землицы горсть-другую сыпнуть,
Где, опять, убавить лишний гнет.
Не ему вздохнуть или заплакать,
Лишний раз задуматься о том,
Каково-то им, горючим плахам,
Тлеть, противоборствуя с огнем.
Выраставшим в сини и озоне,
В разноцветных росных жемчугах,
В дождевом и птичьем перезвоне,—
Каково им в адских очагах,
Почернев, коробиться и гнуться,
Под землей, наваленной на грудь:
Ни высоким пламенем взметнуться,
Ни дождем ожоги сполоснуть.
...Не допустит мастер до пожара,
В самый раз добудет уголек!
Чистый жар — без дыма и угара —
Будет продан выгодно и в срок.
И его умеренные дозы
Замерцают в чьем-нибудь горне:
Ни сосны не будет, ни березы
В том дистиллированном огне.
А когда потешить душу нечем,
И тепло выходит как обман.
Что кому! А я для русской печи
Вновь колю березовый чурбан.

Газета «Новый Север»
Жива в моей судьбе...
О пахоте, о севе,
О жатве, молотьбе,
О лесозаготовках
(Когда чему черед!)
С привычною сноровкой
Вещала круглый год.
И в столбиках коротких,
Когда пришла война,
Слова военной сводки
Печатала она.
Я помню, как, газету
Близ сердца положив,
Отец, в шинель одетый,
Шел Родине служить.
Вернется ли назад он?
...Восьмушку отрывал,
Щепотку самосада
В газетку насыпал...
И больше не курилась
Она в избе у нас:
Читалась да копилась,
А после пригодилась
Для праздника как раз:
Чтоб жизнь была светлее,
Чтоб мрак сломить не мог,
Газетами оклеим
Свой дымный потолок.
Все к лучшему на свете!
Покуда пашет мать,
По буковкам в газете
Я выучусь читать.
И новую страницу,
Где о победе весть,
Повешу под божницу,
Украшу всем, что есть...

И снова «Новый Север»,
Не изменив себе,—
О пахоте, о севе,
О жатве-молотьбе.
...Спустя десятилетье,
Бескрыленький еще,
Появится в газете
Мой первенец-стишок.
Ему на рифмах шатких
Не взмыть бы в мир большой
Без стартовой площадки
Районки дорогой...

Газета сменит имя.
Я ринусь в города.
Но все-таки родными
Мы будем навсегда.
Совсем не для рекламы
Я это говорю:
Ищу в посылках мамы
Не что-нибудь — «Зарю».
Читаю поскорее
И прячу про запас:
Она меня согреет
В любой недобрый час
Названиями речек,
Фамилией родной,
Высокой человечьей
Заботою земной...

Не фраза и не сказка,
Не песня и не стих:
Единственный из класса,
Оставшийся в живых.
...Не встретиться ребятам
Ни в будень трудовой,
Ни в праздничную дату,
За чаркой круговой.
Не вспомнить через годы
Ночей апрельских звень
В субботние походы
От школ до деревень.
Распутица и темень
Не приглушали, нет! —
Далеких Академий
Подчеркивали свет.
Но время прокричало
Веление свое:
— Всё — после! А сначала,
Сначала — под ружье.
...Свидетель и участник
Боев и похорон,
И в самый мирный праздник
Он слышит крик ворон.
Едва ль тому виною
Рука, что невзначай
На празднике заноет
От кисти до плеча.
И по озерной сини
Почти спокойных глаз
Опять запарусили
Тревоги без прикрас.

...У памяти — запасы,
Хранителем при них —
Единственный из класса,
Оставшийся в живых.
Но памяти подвалы —
На то они и есть,
Чтоб жизнь пылала алым
Во веки! Присно! Днесь!
Пускай смахнут ресницы
Тревоги паруса
И пусть она не снится,
Тяжелая гроза.
Высо́ко и прекрасно
Живи за всех за них,
Единственный из класса,
Оставшийся в живых!

Опять восходит новая трава
И на деревьях лопаются почки,
И хоть совсем глаза не закрывай —
Такие дни стоят! Такие ночи!
Точь-в-точь нераспустившийся бутон
Сокрытой до поры крылатой жизни
Скворечник на березе под окном,
Едва рассвет, заздравной песней брызнет.
Еще сильно очарованье сна,
Но разве можно спать под эту песню?!
Бери лопату, грабли, семена,
Сам для себя устраивай воскресник.
Копай да сей, сади да борони,
Ряды морковок будущих и репок,
Покуда сладок сон твоей родни,
Покуда он невозмутимо крепок.
Трудись, не убирая пот со лба,
Усталости совсем не замечая,
Пока не крикнут ласково с крыльца
К уже поспевшим завтраку и чаю.
Подаст умыться ласково жена,
Повиснет внук у дедушки на шее...
Крепись, солдат. Спокойно пожинай
Плоды того, что сеяно в траншеях.
В окопах, в гари, в пламени, в пальбе,
В тоске, в предсмертном холоде ранений
Не это ль счастье грезилось тебе,
Опять даруя силу и терпенье?
Ты все прошел, все вынес, что теперь
И кажется порой невыносимым.
Душой не оскудевший от потерь,
Ты любишь жизнь светло, неотразимо.
И пусть на миг внучонок обомрет
Под блеск наград смутившегося деда,—
При всех медалях выйди на народ:
Ты победил. И нынче — День Победы.

Всякая дикая птица —
Сокол, журавль, соловей —
Больше, чем смерти, боится —
Знаю! — неволи своей.
Что ей далекие мили
Над океаном седым?
Если не связаны крылья,
Птица не чует беды.
Древние чувство и зренье —
Верные поводыри!
Гордо сверкнув опереньем
В отблесках алой зари,
Птицы летают высоко,
Птицы минуют людей,
Что, обескрылев жестоко,
Понасплетали сетей,
Понаготовили ружей,
Вмиг обрывающих лёт...
Лучше других или хуже —
Птица по-птичьи живет.
Для продолженья полета
Птице не нужен дворец:
Озера хватит, болота,
Речки, ручья, наконец.
...Слушая черную букву
Сытости, но не души,
Царь над природою, клюкву-
Ягоду не осуши!
Птицу, что снова и снова
Ниже и ниже — взгляни! —
Радугой пятен лиловых
С озера не прогони!
Тут с терпеливой любовью
Птицу учили летать,
Тут — родовое гнездовье,
Негде другого искать.
Некуда — дальше и мимо!
Только и это — не ложь:
Ни из лучей, ни из дыма,
Даже и в самом родимом
Небе, гнезда не совьешь.
Небо гнездиться не пустит,
Птице в назначенный срок
Нужен хоть хиленький кустик,
Тверди незанятый клок.
Выкружен, выгляжен — вот он!
Весь — на пределе мечты:
Кустики, клюква, болото,
Озеро светлой воды...
Самый большой привередник
Мигом лишен приверед.
Рай на земле — заповедник:
Выстрелам-бедам — запрет,
С полным к земному доверьем
Вольно сиди под кустом,
Чисти примятые перья,
Строй из былинок гнездо,
С думой о будущих детках
Перышки в люльке равняй...
И под накинутой сеткой
Мужества, друг, не теряй!
Тот, кто больного приметил,
Слабого сеткой накрыл,
В чувствах и помыслах светел
И — разгляди — не бескрыл!
Дело единой минуты —
Легкий целебный укол.
Миг — и распутаны путы.
Пой и летай высоко!
Впятеро, глупая птица,
Сбудется воля твоя!
Надо ли рваться и биться,
Добрые руки клюя?
...Рвешься. Отчаянья крики
Ранят крылатых сердца.
Дрогнули сильные руки
(Был бы ловец!) ...не ловца:
Может, и вправду напрасно
Сеять средь вольных испуг?
Может, леченье опасно
Больше, чем са́мый недуг?
Лишь на мгновенье — сомненье,
И под сачком — никого.
Перышко из оперенья —
В благодаренье — всего.
Быть по сему!
Но суровы
Птичьи законы, увы:
Слабый своими заклеван
Меж прошлогодней травы.
Что ж мы вздыхаем и тужим,
Птицу любивший народ?
Лучше других или хуже —
Птица по-птичьи умрет:
В неохраняемом поле,
В незаповедном логу,
Лишь бы на волюшке-воле
Да на своем берегу.