Сергей Королёв - РАЙ ЧИНГИСХАНА

- Если когда-нибудь будет земля.

Колокол, колокол! бьёт ни по ком!

Всех утонувших разбудит на дне.

По морю, по морю - только пешком!

- Как маловеры пройдут по воде?

Дождь, и синие фонари,

Словно мыльные пузыри,

Тихо тают, пока ты спишь…

Наигрался ими малыш,

Или взрослый уже давно?

И другое видит кино,-

Про меня, или про кого…

И не смыслит в нём ничего:

Как любил тебя? Потерял?

И в безвремении застрял,

И брожу меж вас мертвецом

С улыбающимся лицом.

Сергей Королев. Повторите небо. — М.: Воймега, 2011.

Когда двадцатипятилетний автор выпускает книгу, ход мыслей потенциального рецензента довольно легко предугадать: почти с необходимостью надо похвалить заметный талант, отметить работу редактора, найти явные недочеты и выразить надежду на дальнейший рост. Ситуация меняется, если эта книга уже третья: здесь и спрос строже, и предустановленный уровень благожелательности ниже. Вероятно, еще менее позитивной будет рецензия в том случае, когда адресат ее — выпускник Литинститута.

Книга Сергея Королева действительно третья, на момент ее написания поэту было как раз 25 лет и он оканчивал Литературный институт. Меняет дело лишь одна существенная поправка: 14 января 2006 года Сергей Королев добровольно ушел из жизни. История его гибели, как это обычно бывает в схожих случаях, обросла легендами и слухами. Дабы не множить сущностей, доверимся официальной версии. Она все ж не слишком противоречива.

Обсуждать причины финального поступка Сергея было бы глупо и бестактно. Заметим лишь: столь типичным, очевидным и внушающим наименьшее сочувствие поводом, как “трагедия непризнанности”, здесь можно пренебречь. Первая книга, совсем, правда, крохотным тиражом, у Королева, уроженца города Бабаево, вышла авансом, когда ему было 17 лет. Ее он и предъявил на творческий конкурс в Литературный институт. Потом было разное, иногда грустное: отчисление, армия, восстановление, новое отчисление, переход на заочное отделение, работа по малоосмысленным специальностям… Печально, но, кажется, не трагичнее, чем у многих других.

Тем более что в Вологде напечатали еще одну книгу, вышли подборки в “Алконосте”, “Детях Ра”, “Литературной учебе”. Неутомимая Галина Щекина публиковала его в вологодской “Свече”. И среди сверстников, коим небезразлична поэзия, он имел определенную популярность. Свидетельством тому обилие посмертных публикаций в Интернете. Правда, чаще всего перепечатывают одни и те же “хиты”: “Побежала метла по плевкам…”, “Рай Чингисхана”, “Рыба-Нюхтя”, “В провинциальных страшных городах…”. Последние два текста стали своего рода визитной карточкой Сергея Королева. Заслуженно ли?

За три недели до гибели Сергея Королева в Литературном институте состоялось обсуждение проекта его дипломной работы. Обсуждение было бурным, и, слава Интернету, не сгинуло: доступно на институтском сайте. Кто-то ругал автора за увлеченность некорректной лексикой, кто-то вообще отказывал в таланте, ерничая на тему: “Два раза в Лит поступил, поступишь и в третий, молод еще; не поэт”. Аргументированнее других в защиту поэта выступали Марина Мурсалова, Александр Переверзин и руководитель его семинара Галина Седых, которая, помимо прочего, сказала: “Меня не покидает чувство досады при чтении стихов Сергея. Кому многое дано, с того много и спросится. Я реально вижу, что за последние два года все пошло вниз. Здесь много прекрасных стихотворений, которые нужно толково представить. У меня напрашиваются три раздела. Условно я их обозначаю так: 1) “Я стал прозрачней и грустней”, где идет откровенное лирическое “я”; 2) “Рыба-Нюхтя” — странные шукшинские чудики; 3) “Медленно перетекает в память” — тяжелые, философские, замогильные стихи. Правда, третий раздел перевешивает”.

Не открою великой тайны, сказав, что именно стихи из этого диплома и образовали основной корпус книги “Повторите небо”: поэт, конечно же, предъявлял наставникам и товарищам лучшее из написанного. Издателем, редактором и автором предисловия стал Александр Переверзин, а послесловие написала Галина Седых. Книга и вправду состоит из трех разделов, и первый из них, “Маятник”, действительно сугубо лирический, второй, “Бытописание” — вроде бы, “про чудиков”, а третий, — тот самый, тяжелый, философский. Только вот акценты сместились и воспринимаются по-другому. Как по-другому воспринимаются и слова Галины Седых о том, что все пошло вниз. Тогда, пять лет назад, она, скорее всего, говорила о качестве стихов, но оказалось все гораздо сложнее.

Вот и Рыба-Нюхтя теперь совсем не выглядит “легким” стихотворением про дурачка, укрытого внутри:

Холодом веет. Вообще, в системе образов Королева холоду отведена очень важная роль. Холод, он ведь трагичней боли. Боль — это всегда у живого, а холод часто оказывается нездешним. С другой стороны, холод — это граница. Недаром говорят о прохладных, например, отношениях. Вообще, двойственность смыслов чрезвычайно характерна для поэтики Сергея Королева. Причем характерна на самых разных уровнях — от строк до глав. Хотя, конечно, применительно к разделам книги за понимание надо благодарить составителя. И мы непременно его поблагодарим.

В первой, “лирической” части книги много говорится о смерти, расставании, о том, что неприлично считаться в живых, но ощущение от стихов светлое. Напротив, во всей финальной трети смерти вечная тюрьма упомянута лишь однажды, да и то сказать: что за смерть-то? Птичья… Но стихи этого раздела действительно трагичны. Дыхание смерти (оксюморон, кстати: откуда дыхание у бездыханности?) там действительно ощутимо.

Иногда двойственность раскрывается на протяжении целого стихотворения:

Что здесь свобода? Бог? По характеру написания с прописной, запрету упоминать и очевидной неявленности, кажется, да. Но отчего ж “желает убивать — и не приучена работать”?

Чаще мерцание делается заметнее на каком-то из фрагментов текста: