Низами Гянджеви - Сокровищница тайн

Эту воду покинь, эти марева злые забудь!
Ты над прахом взлети, от притона подалее будь.

Ты от месяца с солнцем свое отстрани размышленье.
Ты убей их обоих, как их убивает затменье.

Златоблещущий месяц — его восхвалять я могу ль? —
На дорогах любви — человека смущающий гуль .

Небосвод, полный зла, наше утро призвавший к ответу,
Из великого света привел тебя к этому свету.

Если светлого сердца услышишь благой ты совет,
То из этого света возьми его в канувший свет.

Слезы лей и мечтай, чтобы слезы надежды смывали
Все, что явлено людям на этой двухцветной скрижали,

Чтобы этой надеждой ты душу смущенную спас
В день Весов, в судный день, в неизбежный торжественный час.

Укрепи свою руку, призвав благотворную веру,
Чтоб она на весах указала надежную меру.

Кто, печалясь о вере, возносится в светлую даль,
Тот свободной душой забывает земную печаль.

Ты, чьей жажде к земле и подлунному миру я внемлю,
Ты мне веру отдай, а себе ты возьми эту землю.

Миру тысячи лет, тесен миром раскинутый стан,
В юность мира не верь, многокрасочность мира — обман.

Схожий с юношей старец, исполненный темной угрозы,
Держит пламень в руке. Этот пламень ты принял за розы.

Воды мира — лишь марево жаждой охваченных мест.
Что он сделал кыблой ? Христианский неправедный крест.

Скудны розы земли, но колючек на свете немало,
Небо розы земные всегда у людей отнимало.

Отрешись от всего, что тебя соблазняло года.
И, уйдя, унеси то, что сам же принес ты сюда.

Если кладь унесут в море судного дня, — нашу душу
Унесут, и она так же в море забудет про сушу.

Хочешь — деньги разбрасывай, хочешь — припрячь их под спуд:
Все, что ты получил, все равно у тебя отберут.

Знаю: «Купля-продажа» — название этого света.
Пусть дает он одно, — но другое берет он за это.

Хоть разводится червь на листве, порождающий шелк,
Но ведь водится червь в сундуках, поедающий шелк.

В светоч масла подлив, чтобы ты не угас от нагара,
Как светильник, сжигай пышноцветную розу Джафара [105] То есть откажись от золота. Известно, что Джафар Бармекид приказал когда-то чеканить монеты только из высокопробного золота, и потому Низами называет монеты «цветами Джафара». .

Ты разбей эту плоть, эти девять ненужных дверей.
Шестигранного золота слитки забудь поскорей.

К ним рукой не тянись, ставь на них ты с презрением ногу,
Чтоб никто не сказал, что к поживе ведешь ты дорогу.

Ведь на золоте нет послушанья чекана, — и так
Нечестивое золото разве не тот же мышьяк?

Если золота блеск — беспокойной корысти причина,
Вспомни: блеск золотой на хвосте у любого павлина.

Можно только железом блестящее золото брать,
Потому кузнецом должно каждого шаха назвать.

Только к золоту влекся могучий Карун и, не щедрый,
Потому-то был ввержен в земные, потайные недра.

Ведай: золото — груз, коль оно жадных мыслей огонь,
Коль оно под ногами, оно — твой оседланный конь.

Если золото взял, возвращать его разве приятно,
Для чего ж его брать, коль нести его надо обратно?

Целый мир ты возьмешь жаркой жадности властной рукой,
От всего отказавшись, добудешь отрадный покой.

Если золото взял — разбросать его ты приготовься.
Но ведь было бы лучше не брать это золото вовсе.

Если золото копишь — в тебе воспаляется желчь.
Если золото тратишь — в тебе усмиряется желчь.

Посылают нам золото только восточные дали,
Знайте: «западным» люди его без причины назвали.

Там, на западе, в людях возвышенной щедрости нет,
На востоке же в щедрости видят отраду и свет.

То, что радостным утром подарит сиянье востока,
Запад вечером спрячет; дождавшись урочного срока,

Существо рудников только в золоте силу нашло,
Хоть безруки пернатые — им даровали крыло.

Хоть бы камнем дамасским проверено золото было,
Хоть бы качеством лучшим оно ненасытных манило,

Это золото брось, разглядев его вечный изъян:
Хоть оно и сверкает, но это сверканье — обман.

Кто же был не обкраден вот этим блистательным вором,
Не смущен этим гулем , снующим по нашим просторам?

Некий муж правоверный задумал к Каабе идти.
Приготовил он все, что должно пригодиться в пути.

Но один кошелек, из ниспосланных старцу всевышним,
Полный звонких динаров, хаджи показался излишним.

И подумал хаджи : «Некий суфий , святой человек,
Проживающий здесь, все мирское покинул навек.

Чует сердце мое: умиление в суфии этом,
Благонравье, и мир, и смирение в суфии этом».

И пошел он за ним, и привел его в дом, и извлек
Свой запас из ларца, и вручил он ему кошелек,

И сказал: «Сберегай ты под сенью безлюдного крова
Мой излишек. Вернусь, — и кошель будет нужен мне снова»,

И хаджи вышел в путь, что идет всем паломникам впрок.
Суфий принял кошель, чтобы целым вернуть его в срок.

Но помилуй, создатель! Уж долгие годы динары
Насылали свои на нестойкого суфия чары.

И сказал он, смеясь: «Хороши мои стали дела.
Звал судьбу золотую, — судьба золотая пришла.

Стану золото тратить, ведь с ним наслаждение слито,
Как легко получил я богатство, творцом не забытый!»

Потянул он за узел, раскрыл он добротный кошель,
Стал он славить ночами и песни, и негу, и хмель.

Золотую мошну он истратил на радости чрева,
Раздобрел, насыщаясь под рокоты струн и напева.

Наложил пятерню он на звонкого золота жар.
Черный локон красавца обвил его, словно зуннар .

За деяньем худым совершал он худое деянье.
Разодрал он хырку , — свой почет, не свое одеянье.

Всю добычу он съел, не оставил себе и тавра [106] Низами сравнивает похищенное золото с бараном, съеденным волком. Не осталось тавра — т. е. даже от шкуры ничего не осталось.
И жиров для лампады. И злая настала пора: