Низами Гянджеви - Сокровищница тайн

Созерцаешь ты многое в мире, что старо и ново, —
Знай, что должная мера в дурном и в хорошем — основа.

Встань, сперва погорюй, а веселью предайся потом, —
Есть потребность и в этом, бывает потребность и в том.

Слышны стоны и в сердце, веселостью светлой богатом,
День соседствует с ночью, жемчужина — с черным агатом.

Нет счастливца, кого, лишь за то, что испил он воды,
По башке бы не треснули — долго ль дождаться беды!

Хоть богат караван, колокольчик не радует слуха.
Если сахар возьмешь, непременно на сахаре — муха.

Коль судьба твоя стала кормилицей мудрой твоей,
И в дурном и в хорошем предайся единственно ей.

Если уксусу даст, не кипи, как вино молодое.
Помолчи! Может быть, ожидает тебя и благое.

Лишь устойчивый может дорогою шествовать сей.
В путешествии с Хызром попутчик один — Моисей .

Принужден выполнять ты желанье любого вельможи,
Чтоб, подобно ему, в этом мире возвыситься тоже.

Только истинный друг, при несчастье о друге скорбя,
Устранит все ловушки и сам не покинет тебя.

Как-то шествовал старец-подвижник пустынной дорогой,
И мюриды при старце, и было мюридов премного.

Каждый думал из них, что от бренного мира отвык.
И, чтоб их испытать, громко выпустил ветер старик.

Отмахнулись они рукавами, замелькали их ноги, —
Лишь один возле старца остался на пыльной дороге.

И сказал ему старец: «Один ты остался. Зачем?
Все другие ушли, — почему не сопутствуешь всем?»

«Будь жилищем тебе мое сердце! — мюрид отвечает. —
Прах от ног твоих, старче, пусть голову мне увенчает!

Не принес меня ветер, решил я остаться с тобой, —
Из-за первого ж ветра могу ли расстаться с тобой?»

Всякий, ждущий подарка, уйдет, как подарок получит, —
Принесенное ветром его же порыв улетучит.

Быстро пыль подымается, быстро садится опять.
Это свойственно пыли: места постоянно менять.

Укреплялась гора на основе своей постепенно, —
Потому долговечна, на месте едином бессменно.

Тот лишь предан распутству, кто с божьего сбился пути.
Может верности бремя один терпеливый нести.

Если ты не распутствуешь, бремя неси отреченья,
Бремя плотское сбрось, если ты не осел от рожденья.

Если ты не притворщик, слеза умиленья видна
У тебя на глазах, и смиренье твое — без пятна.

Благочестье в султанской одежде, расшитой богато,
Это — царь Соломон , мастеривший корзины когда-то.

Та свеча восковая, что золото сыплет во тьму, —
Это скрытый аскет, только сбросить бы роскошь ему [119] То есть под воском у свечи — шерстяной фитиль, подобно тому как у тайного аскета под одеждой — власяница. .

Благочестие ценно особенно в винном подвале.
Коль в развалине клад, то ценнее найдется едва ли.

Низами благочестье красою немалой блестит,
Но отшельника подвиг парчой златотканою скрыт.

Вот фальшивомонетчики, — чтобы продолжить обман,
Для новейшей подделки они смастерили чекан.

Знай: у них и живот и спина из латуни дешевой.
От нечистой руки береги свое каждое слово.

Пред тобою они — лицемеры — открыты как день.
За спиной у тебя они скрытны, как темная тень.

Будто прямы как свечи, а спутанней веток алоэ .
Хоть наружность проста, да запутано в них основное.

В милосердье откажут, насильно же волю дадут.
Недостатки считают и жалобам книгу ведут.

Научились любви, — про любовь им другие сказали.
Сколько злобы скопили — узлы на узлы навязали!

Горячи они, — всё же прохладней, чем печени их [120] То есть двуличные внешне горячи в дружбе, но в душе холодны. По восточному поверью, человек с «холодной печенью» не способен никого любить. .
Хоть живые, — мертвы и сердец холоднее своих.

Пробным камнем души не испытывай дружбу их ныне.
Ты как будто не пьян, — не скользи же ногою по глине.

Тайны им не вверяй: эти люди — что отгулы гор,
Бойся их клеветы, опасайся вступать в разговор.

Все они — болтуны, от тебя они ждут уваженья,
Все лишь выгод хотят, лишь свое укрепить положенье.

Ищем мира с двуличными, от нищеты присмирев, —
Но на эдакий мир да обрушит всевышний свой гнев!

Если в дружбу людей хоть немного корысти проникнет,
В тот же миг меж друзьями враждебное чувство возникнет.

Если с виду и дружба, но каждый твердит про свое, —
Это ложная дружба, враждебность — основа ее.

Почему ты, о сахар, считаешься другом отравы?
Кто друзья твои, грех? Добродетель и добрые нравы.

Друг для близкого друга — как нежный целебный бальзам.
Если ж это не так, перестань с ним беседовать сам.

Правда, с кошкой бывает, — но это зверей недостаток! —
Что она от любви поедает своих же котяток.

Если друг ты неложный, так накрепко тайну храни.
А предатели тайны — судьбы переменней они.

Все добиться хотят над тобой своего превосходства,
У тебя потихоньку похитить чекан производства.

Коль извне поглядеть, — будто дружбу с тобою ведут,
А как будешь в беде, сами с просьбой к тебе подойдут.

Если дружбу ты сам замечаешь в другом человеке
И отвергнешь ее — ты врага наживешь, и навеки.

Разве могут глаза в этом множестве друга найти?
Угадает лишь сердце, кто верность умеет блюсти.

Но хоть сердце одно, его много печалей печалит,
Вянет роза одна, но шипов ее тысяча жалит.

Много царств на земле — Фаридун же один меж царей,
Много смесей душистых — да мало мозгов у людей.

Соблюдающих тайну не сыщешь и в целой вселенной,
Только сердце одно — вот поверенный твой неизменный.

Если вверенной тайны не держит и сердце твое,
Как ты можешь хотеть, чтоб другие держали ее?

Коль уста твои тайну везде раззвонили не сами,
Как же стала она очевидной, как день над полями?

Тайну ты раззвонил, не сдержал ее в сердце своем, —
Что же, тайны свои выдает и бутылка с вином [121] То есть бутылка прозрачна и видно, что в ней налито вино. !